Книга Смерть в сумасшедшем доме, страница 38 – Кэролайн Данфорд

Железнодорожный вокзал здесь был маленький, всего с двумя платформами, но выглядел он современно и внушительно благодаря высокому застекленному потолку. В отдельном зале ожидания для леди, путешествующих первым классом, скамейки совсем недавно покрасили зеленой краской.

– Это большой город? – спросила я. – Может, здесь даже ходят троллейбусы?

– Давай посмотрим, – откликнулся Рори.

Мы вышли со станции. Трудно выразить охватившее меня тогда чувство свободы. У меня не было при себе никаких вещей, я оказалась вдали от родных и от своего нанимателя; все, что у меня было, – это компания Рори и предчувствие приключений. В тот момент я готова была прошагать одним махом десяток миль.

К счастью, проверять эту свою решимость на практике мне не понадобилось – вокзал оказался в суматошном деловом центре с новомодными троллейбусными остановками. Они были удобно расположены так, чтобы пассажиры поездов на паровой тяге могли легко добраться до любого квартала.

– Не знала, что поместье Стэплфордов находится рядом с таким современным большим городом, – сказала я, когда мы садились в троллейбус.

– Думаешь, Стэплфорды могли построить себе дом в какой-нибудь глуши? Их поместью всего лет пятьдесят.

– Верно. Но когда находишься там, кажется, что вокруг только поля и леса.

– В этом вся соль, – усмехнулся Рори.

Троллейбус мягко тронулся с места и доставил нас в больничный квартал. Вскоре мы уже шагали по дорожке к лечебнице, где лежала миссис Уилсон. Это было длинное серое здание с остроконечными башенками и крошечными окнами. В коридорах все сверкало чистотой; отполированные деревянные двери, ведущие в разные отделения, отражали свет. Здесь пахло карболовым мылом и витали какие-то еще более резкие запахи химикалий. Не успели мы войти в здание, как нам заслонила путь женщина в накрахмаленной униформе.

– Доступ для посетителей будет открыт только через семьдесят пять минут, – заявила она командным тоном.

– Прошу прощения, – сказал Рори, – мы специально приехали из Лондона, чтобы повидать одну пациентку. У нас очень срочное дело.

– Меня не интересует, откуда вы приехали. В нашей больнице строгие правила.

– Извините, мэм, – вступила я в разговор, – но я думаю, на пациентку, о которой идет речь, ваши правила не распространяются. Ее зовут миссис Уилсон.

– Вы из полиции?

– Не совсем так, но мы помогаем с расследованием.

– Гм, – сказала медсестра, – тогда пусть решает полицейский сержант. Следуйте за мной.

Она быстро зашагала лабиринтом коридоров, постукивая каблуками по начищенным полам. Мы с Рори старались не отставать. Наконец медсестра остановилась у двери в палату, рядом с которой сидел на стуле полицейский. Вид у него был такой, будто он смертельно скучал.

– Посетители к миссис Уилсон, – лаконично представила нас медсестра, затем без лишних слов развернулась на каблуках и удалилась, оставив нас с немного растерявшимся сержантом.

– Я Эфимия Сент-Джон, а это Рори Маклеод, мы работаем в Стэплфорд-Холле. Приехали из Лондона повидаться с миссис Уилсон. Это очень важно.

Полицейский сержант покачал головой:

– Она все время молчит. Даже не называет того, кто на нее напал.

– Она потеряла способность говорить? – уточнила я.

– Врачи так не думают. Но она молчит, и все тут.

– Спросите, не согласится ли она принять нас, – попросил Рори. – Скажите ей, мы знаем о Софи.

– Это может все изменить, – добавила я.

– А если она согласится, – продолжил Рори, – вы сможете сходить выпить чашечку кофе, а то у вас такой вид, будто вы здесь неотлучно просидели всю ночь.

– К тому времени, когда вы вернетесь, мы, возможно, уже раскроем дело. Инспектор будет вами доволен.

Сержант озадаченно переводил взгляд с меня на Рори и обратно.

– Ушам своим не верю, – проговорил он наконец. – Ждите здесь. – И исчез за дверью палаты.

– Это было умно, – похвалила я Рори.

Тот скромно улыбнулся.

Полицейский вернулся очень быстро:

– Миссис Уилсон вас примет. Она страшно побледнела, когда я упомянул эту вашу Софи. В общем, вам придется написать полный отчет после разговора с ней, и не докучайте ей слишком долго, а то та суровая медсестричка меня живьем съест.

Мы вошли в палату – одно из тех странных помещений, квадратных в периметре и с очень высоким потолком, какие бывают только в больницах. Стены здесь были выкрашены в тусклый серо-зеленый цвет; простая железная койка стояла в самом центре палаты и казалась совсем маленькой, потерявшейся в этом пространстве. Миссис Уилсон лежала на спине, и ее лицо по цвету сливалось с отбеленным хлопком постельного белья. Она всегда была худой, но сейчас от ее рук остались только кости, туго обтянутые кожей. На предплечьях у нее багровели кровоподтеки, голова была перевязана желтоватыми бинтами. Черные глазки злобно смотрели на нас, а губы превратились в тонкую бледную ниточку.

– Что вам нужно? – спросила она тихим хриплым голосом.

В комнате был всего один простой деревянный стул. Рори пододвинул его для меня к кровати, а сам встал за моей спиной.

– Нам нужно поговорить с вами о том, что произошло.

– Зачем? Какое вам дело до этого?

Я могла бы воззвать к ее чувству справедливости, рассказав о смерти Беатрис, о наших подозрениях, что Ричард Стэплфорд убил отца, и о прочих его злодеяниях, но было ясно, что это не поможет.

– У вас ведь был ребенок, миссис Уилсон?

Она отвернулась.

– Девочка родилась шестимесячной, – продолжала я. – Она была внебрачной дочерью покойного лорда Стэплфорда.

Миссис Уилсон по-прежнему молчала, но я заметила, как дрогнули ее плечи. Мне ничего не оставалось, как сорвать повязку с этой давней душевной раны одним махом.

– Вам сказали, что она умерла сразу после рождения, – ровным тоном проговорила я. – Но это была неправда.

Миссис Уилсон обратила ко мне искаженное гневом лицо:

– Ты лжешь!

Я покачала головой:

– Увы, нет. Я думаю, лорд Стэплфорд сделал это из лучших побуждений. Семейный врач, доктор Симпсон, сомневался, что недоношенная девочка выживет. Но она выжила, хоть и не стала такой, как все.

– Она стала безобразной калекой? – с ужасом спросила миссис Уилсон.

– Нет. Умственно неполноценной. Доброй, очень доверчивой и способной на глубокую привязанность.

– Люди, которые заботились о Софи в детстве, отзываются о ней с большой нежностью, – сказал Рори.

– Кто о ней заботился?

Гнев исчез, и теперь перед нами была растерянная стареющая женщина, желавшая знать о судьбе своего ребенка.