Книга Девочка, которая пила лунный свет, страница 57 – Келли Барнхилл

– Ты ушла, а отсюда не уходят, – сказала третья.

– Да, – сказала Этина. – «Знание есть великая сила».

Таков был негласный девиз Звездных сестер. Никто на свете не знал столько, сколько знали они. Никто больше не имел доступа к знанию. Но сестры были покорны. Они ни о чем не подозревали. Этина сжала губы. «Что ж, – подумала она. – Сегодня все изменится».

– Да, я ушла. Это было непросто. Мне жаль. Но прежде, чем я уйду снова, дорогие сестры, я хочу вам кое-что рассказать.

Она наклонилась и поцеловала сына в лоб.

– Я расскажу вам одну историю.

* * *

ВИН ВЖАЛСЯ СПИНОЙ в стену у двери, которая вела в зал для медитаций.

В руке у него была цепь. И висячий замок. Ключ от него он должен будет отдать Этине. При одной мысли об этом сердце его забилось как сумасшедшее. Он никогда не нарушал правил. Но Этина была добра к нему. А в Башне… в Башне было так мало доброты.

Он приложил ухо к двери. Голос Этины звенел как колокол.

– Ведьма живет не в лесу, – говорила она. – Ведьма живет среди нас. Много веков назад она основала орден Звездных сестер. Она выдумала истории о ведьме, которая пожирает младенцев. Но ведьма, которая обитает в сердце ордена, питается печалью и горем жителей Протектората. Горем наших семей. Наших друзей. Мы были вечно печальны, и оттого она набрала силу. Я чувствую, что знала это давно, однако мой разум и сердце были окутаны облаком – тем самым облаком, что висит над каждым домом и двором, над каждой живой душой в Протекторате. Долгие годы облако печали затуманивало мои мысли. Но облака разошлись, и засияло солнце. Теперь я вижу все ясно. И вы тоже увидите, если захотите.

На поясе у Вина висела связка ключей. Все было готово.

– Я не стану больше занимать ваше время. Я ухожу, и те, кто желает, могут пойти со мной. А остальных я хочу просто поблагодарить. Времена, когда я была вам сестрой, навсегда останутся в моей памяти.

Широко шагая, Этина вышла из зала. Следом за ней шли девять сестер. На ходу Этина кивнула Вину. Тот быстро захлопнул дверь, туго обмотал цепью ручки и навесил замок. Ключ он сунул в руку Этине. Она обхватила ладонью его кулак и слегка сжала.

– Где послушницы?

– В скриптории. Они будут переписывать книги до самого ужина. Я их запер, но тихо, они ничего не заметили.

Этина кивнула.

– Хорошо, – сказала она. – Не хотелось бы их напугать. Я поговорю с ними, но позже. Сейчас давайте выпустим пленных. Башня должна быть средоточием знания, а не орудием тирании. Сегодня мы откроем все двери.

– Даже в библиотеку? – с надеждой спросил Вин.

– Особенно в библиотеку. Знание – великая сила, но, если силу копить втайне, она становится ядом. Сегодня знание станет открыто для всех.

С этими словами Этина взяла Вина за руку, и они поспешно побежали по коридорам, отпирая двери одну за другой.

* * *

ЖЕНЩИН, которые лишились своих детей, одолевали видения. Много ночей подряд, с того самого дня, когда Старшая сестра тайно ушла в лес (хотя никто об этом не знал). Женщины чувствовали, что туман расступается. В сознании у них рождались странные картины. Невозможные картины.

Вот дитя на руках у старухи.

Вот дитя, и животик его полон звезд.

Вот дитя на руках у женщины, но не у меня. Эта женщина зовет себя мамой.

– Это всего лишь сон, – снова и снова, снова и снова говорили себе матери. Жители Протектората привыкли к снам. Туман делал их сонливыми. Печали одолевали их во сне и оставались с ними наяву. Они привыкли.

Но туман таял, и сны переставали быть обычными снами. В снах приходили видения.

Вот дитя в окружении новых братишек и сестренок. Они любят его. Очень-очень сильно. И дитя светится от их любви.

Вот дитя – это девочка – делает свои первые шаги. Поглядите, как она радуется! Поглядите, как светится ее лицо!

Вот дитя карабкается на дерево.

Вот дитя прыгает со скалы в глубокое озеро, а следом с веселыми криками сыплются его друзья.

Вот дитя учится читать.

Вот дитя строит дом.

Вот дитя берет за руку возлюбленного и говорит – я тоже тебя люблю.

Видения были яркими, как наяву. Чистыми и ясными. Женщинам казалось, что теплый запах детской макушки вот-вот достигнет их обоняния, вот-вот пальцы их коснутся сбитых коленок, а слух поймает далекие голоса. Они плакали, называя имена своих детей, ощущая утрату с такой остротой, словно она случилась только вчера, и не было этих лет и десятилетий.

Но облака таяли, небо очищалось, и в душах матерей рождались новые чувства. Чувства, которых они никогда прежде не знали.

Вот дитя, моя дочь, нянчит собственного любимого ребенка. Моего внука. И знает, что никто и никогда не вырвет этого ребенка у нее из рук.

Надежда. Это была надежда.

Вот дитя в кругу друзей. Мой мальчик смеется. Он так любит жизнь.

Радость. Это была радость.

Вот дитя берет за руку мужа, а другую протягивает своему ребенку, и все вместе они смотрят на звезды. Она не знает, что я ее мать. Она никогда меня не знала.

Матери оставляли свои дела. Они выбегали на улицу. Падали на колени и обращали лицо к небу. Это всего лишь видения, говорили они себе. Пустые сны. Выдумки.

Но…

Они видели все словно наяву.

Когда-то давным-давно жители Протектората покорились старейшинам, покорились Совету и стали отдавать своих детей ведьме. Так было нужно, чтобы спасти Протекторат. Люди знали, что их дети умрут. И дети умирали.

Но что, если дети оставались жить?

И чем чаще звучал этот вопрос, тем чаще люди начинали задумываться. И чем чаще они задумывались, тем сильнее крепла в них надежда. И чем сильнее была надежда, тем быстрее расходились облака печали, поднимались и таяли в жарком пламени солнца на синем небе.

* * *

– НЕ ХОЧУ показаться грубым, уважаемый Герланд, – проскрипел старейшина Распин, дряхлый, древний старик. Герланд удивился уже тому, что этот живой скелет еще держится на ногах. – Но давай посмотрим правде в глаза. Это ты во всем виноват.

Сначала у Башни собрались несколько человек с эмблемами на груди, однако эта кучка людей очень быстро переросла в толпу. Люди размахивали плакатами, пели, говорили речи и вообще вели себя чрезвычайно активно. Увидев это, старейшины ретировались в дом своего гла-вы и заперлись там.

Глава Совета старейшин восседал в своем любимом кресле. Взгляд его был суров.

– Я? – Голос его был негромок. Служанки, повара, поварята и даже особый повар, готовивший сладкое, разбежались, обеда не предвиделось, а желудок Герланда требовал пищи. – Я виноват? – Он позволил этим словам повиснуть в воздухе. – Да неужели? Почему же ты так считаешь?