Книга Очень странные увлечения Ноя Гипнотика, страница 67 – Дэвид Арнольд

Алан: Я тя умоляю. Скунсы крутыши, вооружились собственной мочой, йо. Скунс в стопицот раз круче суслика

Машина замедляется, потом останавливается.

– Приехали, – говорит водитель.

Я плачу наличными, вылезаю и ненадолго задерживаюсь, чтобы попрощаться с Аланом. Мне хочется поблагодарить его за поддержку, но я не могу рассказать, почему нервничаю, так что ограничиваюсь сообщением: «Мне пора. Привет!» Потом я отправляю отцу обязательное: «Добрался хорошо» – и стараюсь не чувствовать вины за слово «добрался» и разительное отличие того места, куда я добрался, от папиных представлений о нем.

Папа: Отлично! Веселись ☺

Глубокий вдох – прочь, вина, нервы и страх, пора открыть дверь.

«Кофе для снобов» – небольшое кафе, столики и стулья стоят впритык друг к другу, и если «макбуки», кислые мины и стеклянные баночки с кофе о чем-то говорят, то о том, что владельцы довольно точно оценили будущую клиентуру, придумывая название заведению.

Я расстегиваю пальто, чтобы был виден Боуи, заказываю гляссе (в стеклянной баночке с крышкой), выбираю столик в дальнем углу и жду.

Проходит пять минут.

Десять.

Пятнадцать. И едва я начинаю волноваться, что она не придет, как она входит. Исчезающая женщина во плоти.

До сих пор у меня преобладало чувство нервного любопытства – что я должен спросить, что она скажет, куда свернет разговор? – но теперь уже нет. Сердце щемит, дыхание прерывается, кончики пальцев на ногах немеют; я никогда не падал в обморок, но неожиданно понимаю, какое чувство появляется перед потерей сознания: легкая паника и потеря самоконтроля, – но дело не в волнении, а в том, что исчезающая женщина не состарилась. То есть совсем. Не в том смысле, что она выглядит хорошо для своих лет, нет: она даже моложе, чем в начале своего видео.

«Она нашла способ обратить вспять старение, – думаю я, – вернуться от вялого ручейка к сверкающему юному водопаду».

Как будто она заполучила пульт дистанционного управления для фильма своей жизни и нажала на обратную перемотку.

Исчезающая женщина оглядывается по сторонам, видит мою футболку, подходит прямо к моему столику и садится на стул. Она ничего не говорит, только разглядывает меня чуть прищуренными глазами, как будто я далекий знак, который она пытается прочитать.

Я открываю рот:

– Кхм… привет.

Но она молчит, все еще «читая» меня. Я собираюсь предложить ей кофе, но тут она кладет на столик руку в перчатке, указательный палец направлен на меня.

– Я хочу знать, кто ты. И я хочу знать, зачем ты сюда пришел.

Если раньше я был сам не свой, то теперь и подавно.

– Это… непростые вопросы.

Она откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди:

– Мне некуда спешить.

– Простите, но… как вы… – «Снова помолодели?» «Состарились в обратную сторону?» Я совершенно не готов закончить фразу. – Как вам это удалось?

– Что именно?

Блин! Она вынуждает меня задать прямой вопрос.

– Я видел, как вы состарились. Наверное, миллион раз смотрел на вас, но вот вы передо мной, и вам лет двадцать пять, не больше.

– Я так и думала, – качает она головой. – Так и знала, что ты извращенец.

– Я не извращенец.

– Ты смотрел видео моей матери миллион раз и уверяешь, будто это нормально?

Медленно до меня начинает доходить: зернистые отсканированные поляроидные снимки, отчетливый флер семидесятых…

– Так это была ваша мать.

– Слушай, я не очень хочу сразу… – она крутит рукой, – уходить. Поэтому задам тебе несколько вопросов, и если не получу прямых ответов, я закричу.

– Вы закричите.

– И между прочим, кричу я очень громко.

– Понял.

– Как тебя зовут?

– Ной Оукмен.

– Сколько тебе лет, Ной Оукмен?

– Шестнадцать.

– Откуда ты, Ной Оукмен?

– Зовите меня просто…

– Я спрашиваю, откуда ты, Ной Оукмен?

– Пригород Чикаго.

– А конкретно?

– Айвертон.

Ответ вроде бы озадачивает ее, но потом она продолжает:

– Рен Феникс.

Не похоже на вопрос. Вообще ни на что не похоже, поэтому я молчу.

– Рен Феникс, – повторяет она.

– Я не понимаю, что вы говорите.

– Рен. Феникс. Что это имя для тебя значит?

– Я даже не знал, что это имя.

– Отвечай прямо, Ной Оукмен.

– Это имя для меня ничего не значит.

Она явно сбита с толку, и я немного утешаюсь. До сих пор именно она управляла нашим исключительно странным разговором, и любое ее замешательство меркнет в сравнении с моей дезориентацией.

– Рен Феникс, – говорю я. – Это… ваша мать?

Снова напряженный прищур, и я уже опасаюсь, что сейчас она закричит, но она говорит: «Я сейчас вернусь», подходит к стойке, что-то заказывает и ждет у бара, пока я слегка прихожу в себя. Вернувшись, она спрашивает:

– Что делает шестнадцатилетний мальчик из Айвертона, штат Иллинойс, в Манхэттене?

– Я приехал не один.

– Поясни.

– Вместе с отцом. Мы ездили в Манхэттенский университет.

Она наклоняется над кружкой с кофе и шумно втягивает аромат, после чего до меня начинает доходить, почему ей не хотелось уходить «сразу».

– Меня зовут Эва, – говорит она, потом переводит взгляд с кофе на меня и протягивает руку в перчатке.

Я пожимаю ее, стараясь не таращиться, но сходство невероятное даже для матери и дочери. Я видел только фотографии исчезающей женщины – Рен Феникс, как я понял, – но взгляд Эвы, словно проникающий внутрь, абсолютно такой же, как у матери.

– Итак, – начинаю я, – если на видео ваша мама…

– Почему я пришла вместо нее? – продолжает Эва.

– Ага.

– Я слежу за комментариями.

Я киваю, как будто ответ имеет смысл:

– Ладно.

– Давай только без «ладно». Не надо делать вид, будто все в порядке. Ее нет. Поэтому я читаю комментарии.

– Ох. Мне очень жаль. Когда она умерла?

Эва поднимает кружку над головой и рассматривает донышко, будто пытается там что-то найти.