Книга Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу, страница 59 – Ширин Шафиева

– Это четырнадцатая пара, которое поженился в нашем клубе! – донёсся до Бану глас, перекрывавший лезгинку. Веретено собрало вокруг себя толпу восхищённых слушателей и втирало им о пользе сальсы для личной жизни. «Словно Савонарола на площади, – подумала Бану. – Очень косноязычный проповедник». Веретено почувствовало её взгляд и подскочило, прорвавшись сквозь толпу:

– А, ты тоже здесь, красавица? Скоро и твою свадьбу справлять будем!

– Не будем, – отрезала Бану. – Замужество плохо влияет на фигуру.

– На твою фигуру всё повлияет хорошо. Ты чего худеешь?

– Это я с тех пор, как вы мне сказали, что я поправляюсь, есть не могу.

– Я? Когда я тебе такое говорил? Я не говорил!

Бану поняла, что бесполезно с ним спорить: он никогда не помнил того, что было ему неинтересно или не выгодно.

Лейла нетерпеливо дёргала её за волосы:

– Идём кинем уже деньги в ящик, а то если я ещё немного подержу их в руках – не смогу с ними расстаться. К тому же сейчас будет поздравительное видео от друзей Айши, они спели для них песню, мои уши этого не выдержат.

Они вышли в холл, где на диванах и возле барной стойки развалились обессилевшие от танцев и шума гости. Там же стояли две урны, вроде тех, которые стоят в избирательных участках во время всенародных голосований.

– Какое пожелание написать на конверте? – задумалась Бану.

– Эщщщи, тебе это надо? – Лейла скривилась, выхватила из пальцев подруги конверт и протолкнула в щель. – Пошли бухать!

В зале приглушили свет, по скользкому мраморному полу как ошалелые бегали разноцветные пятна света. Из неприметной двери вынырнула немолодая женщина в традиционном танцевальном костюме, с накладными косами и накладными ресницами, с маленькой пылающей синим огнём тарелочкой риса в руках. Бану и Лейла чуть не столкнулись с ней, но она ловко увернулась от них и пошла нарезать круги по танцевальной площадке перед столом жениха и невесты. Её длинная красная юбка описывала широкие круги, и пламя металось из стороны в сторону.

– Когда-то она была примой государственного ансамбля, – шептался кто-то за спинами девушек. Бану обернулась и увидела двух абсолютно одинаковых невзрачных пожилых человечков. Один рассказывал другому: – За ней кто только не ухаживал. А теперь выносит плов на свадьбах. Как это получилось, непонятно. На её место другую взяли, говорят, что… – Тут он испуганно посмотрел на стоявшее неподалёку Веретено, чьи уши напряглись от подслушивания, проглотил остаток предложения и сбежал.

– Дело тут нечисто, – сказала Бану Лейле. – Веретено точно как-то замешано в этой истории.

– Танцовщицы быстро стареют и становятся никому не нужными, – пожала плечами Лейла. – Ту, которая её заменила, тоже скоро отправят разносить плов. Кстати, ты в курсе, что платье на тебе висит, как на вешалке? Хотя бы торт поешь.

– Да, постараюсь, – покорно промолвила Бану. Танцовщица уже вручила тарелочку жениху и удалилась. Снова начались танцы. Некоторые гости разнузданно отплясывали, остальные предпочитали смотреть на веселье со стороны. Особая каста свадебного народа, эдакие go-go girls лезгинки для тех, кому за сорок, дородные бабёнки (в основном тётушки жениха, невесты или их троюродных братьев и сестёр), похожие на гусениц в своих трикотажных блестящих кофточках, зазывали гостей танцевать. Периодически они хватали сидящих за руки и тащили несчастных на танцпол. Те упирались, словно их вели к жертвенному камню, но, в большинстве случаев, уступали обаятельным халашкам ^[28].

– Что-то мне нехорошо, – сказала Бану, перед глазами которой Веретено изображало петушиный танец на пару с какой-то весёлой толстухой. – И ещё я боюсь этих гоу-гоу-халашек. Идём в туалет.

В туалете уже собрались на фотосессию. Девушки фотографировали друг друга на телефоны и в тишине и спокойствии обсуждали наряды друг друга.

– Слава Аллаху, мама разрешила мне одеть короткую юбку, – сказала одна из них. Бану присмотрелась и узнала Зейнаб. Она напялила зелёный шёлковый костюм и была похожа на плотно пообедавшую жабу.

– Она тебе так подходит! – восхитилась Эсмеральда и чуть не заплакала от умиления.

– Джан, роднулик! – просюсюкала в ответ Зейнаб.

– На её месте я бы надела паранджу и осталась бы дома, – выразила вслух всеобщее мнение Лейла. К счастью, её не услышал никто, кроме Бану, чья голова была занята одной мыслью.

– Как думаешь, у Веретена есть право первой ночи? – пустилась она озвучивать свои нездоровые фантазии. – Представь, входит новоиспечённый муж в спальню – а там Веретено, и он бросится ниц, и скажет: о, простите меня, Великий Учитель, за то, что я, презренный, дерзнул…

– Ай, перестань! – воскликнула Лейла. – По-моему, ты преувеличиваешь! Не так уж они все ему и поклоняются.

У входа возникла какая-то суета. В туалет вбежала пожилая девушка, её так и трясло:

– У кого-нибудь есть сальсовые туфли?! Учитель сказал, что будет со мной танцевать!!! А я, дура, идиотка, не взяла туфли! Хотела взять и не взяла! У кого есть? Всё равно, пусть будут размером побольше-поменьше! А-а-а-а!!! – И она заметалась туда-сюда, как растревоженная мартышка по клетке.

– Не поклоняются, говоришь? – усмехнулась Бану.

– Вот тут чьи-то туфли! – голосом Иуды объявила Лейла и ткнула пальцем в туфли, оставленные беззаботной владелицей возле золотого дивана.

– Я их одену, а вы скажите, что я потом верну, о’кей? – Девушка лихорадочно натянула чужую обувь, которая пришлась ей впору, и убежала.

– Я смотрю, ты хорошо умеешь распоряжаться чужими вещами, – удивлённо заметила Бану.

– Подожди, сейчас будет весело.

Из кабинки вышла Чинара (практически в чём мать родила, если не считать тонкой полоски блестящей ткани, прикрывающей грудь и немного ягодицы) и подошла к дивану. Наклонилась и с негодованием закричала:

– Кто поимел мои туфли?!

Бану с Лейлой забежали вдвоём в одну кабинку и там согнулись от хохота.

– Она изъясняется как герои фильмов Тарантино! – Бану вытерла слезящиеся глаза рукой.

– Пошли, посмотрим, что дальше будет. Что за свадьба без скандала?

Ругань Чинары удалялась и постепенно растворилась в шуме свадьбы. Девушки вошли в зал как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как она отдирает от Учителя его партнёршу и выговаривает ей за воровство. Веретено подумало, что они ругаются из-за него, и тихонько отошло в сторону: он любил становиться перезрелым яблочком раздора, но скандалов не выносил. Женская ругань вводила его в состояние кататонического ступора. Спасаясь от перебранки, он подошёл к Бану и протянул ей руку. Бану скинула свои туфли на высоком каблуке, став Учителю ростом до плеча, и вручила их Лейле: