Книга Скажи мне все, страница 26 – Камбрия Брокманн

– Я хочу быть юристом, – повторила я.

Хейл склонил голову чуть набок и подпер ее кулаком.

– Почему?

– Я упорно работаю и могу справиться с интенсивной учебой. Я люблю преодолевать трудности.

– Я аргументировал так же, – заметил он.

– И я хочу хорошо зарабатывать, – добавила я.

– А-а, – протянул Хейл невозмутимым тоном. Уголок его рта дернулся – это была почти улыбка. – Я говорю это только потому, что ты очень талантлива. Вероятно, тебе удалось бы попасть в программу магистратуры здесь, в Хоторне.

– Мой отец – юрист, – сказала я. – Мне знакома эта профессия. Я смогу отлично освоить ее.

– Это весьма… благоразумно. Благоразумное решение. Занимайся тем, что тебе знакомо. Теперь я понимаю твои доводы.

Хейл начал меня раздражать. Он совсем не знал меня.

– Я лишь предлагаю тебе не отбрасывать другие варианты, – продолжил он. – Тебе не обязательно применять в деле мои советы. Я лишь поощряю тебя рассмотреть все возможные варианты. Такова суть гуманитарного образования, я просто следую ее духу.

Мне было противно, что он думает, будто вправе пытаться переубедить меня, направить на другой путь. Ободряющее выражение на его лице раздражало. Я не просила его советов и не нуждалась в них. Я хотела сменить тему разговора.

– Мне жаль, что так вышло с вашей девушкой, – сказала я.

Хейл посмотрел мне в глаза. Я почти сожалела, что приходится использовать его личную жизнь в собственных интересах.

– Полагаю, все уже знают? – спросил он.

– Да.

Хейл ссутулился, глядя на стол. Он был слишком слабодушен. Разрывы не случаются беспричинно. Разве человек не должен чувствовать облегчение, избавившись от того, кто не был с ним честен?

– По крайней мере, теперь вы знаете, – заявила я, пытаясь подбодрить его. – Я имею в виду – было бы хуже, если б вы поженились, завели детей, а потом она обманула бы вас.

Хейл смотрел на меня озадаченно – как смотрели большинство людей в старшей школе, когда я бывала откровенна и прямолинейна.

– Что ж, полагаю, это правда, – согласился он, садясь немного прямее. Неужели никто до этого не сказал ему ничего подобного? Обычно люди в подобной ситуации проявляют сочувствие. – И к тому же это хорошая попытка уйти от разговора. Я понимаю, зачем ты это сделала. И тем не менее вернемся к тебе.

– Я по-прежнему намерена поступать на юридический.

– Ладно-ладно, – со смехом произнес он. – Скажи мне, что ты хотела бы добавить в наши семинары, а что убавить. В целом, каким ты видишь формат занятий по английскому языку?

Мы беседовали еще несколько минут; к Хейлу вернулся его обычный добродушный юмор. Хороший парень, нормальный парень, беспечный. Полная противоположность мне.

Про себя я посмеивалась над тем, что смогла так легко изменить его настроение. Он положительно отреагировал на мою искренность. Как будто кто-то мимолетом смог увидеть меня такой, какая я есть на самом деле. И в этом не было ничего плохого – он не испытал ни злости, ни отвращения; в каком-то смысле ему даже понравилось.

Я ощутила спокойствие и легкую расслабленность. Опустив плечи, откинулась на спинку кресла, словно со стороны наблюдая, как уходит моя настороженность, и не сопротивляясь этому.

* * *

По пути к выходу из здания я налетела на Шеннон, выходившую из аудитории. Она слегка пошатнулась и мрачно, сердито посмотрела себе под ноги. Она всегда выглядела так, словно ее сложили из кусочков, не подходящих друг к другу: сумка, одежда, волосы.

– Привет, – сказала Шеннон, пристраиваясь рядом со мной и прижимая к груди учебник. Ее медные волосы были стянуты на затылке в неаккуратной пучок. Она оглянулась на дверь в кабинет ассистента, медленно закрывавшуюся за мной. – Как прошла встреча?

– По-моему, нормально, – ответила я, потом вспомнила о вежливости: – А твоя?

– Хорошо, – ответила она, и мы бок о бок пошли дальше по коридору. – Он очень милый. – Мы прошли несколько десятков шагов, и Шеннон произнесла, понизив голос, как делают люди, когда собираются заговорить о каких-то секретах: – Послушай, насчет твоего друга Халеда…

– Да? – осведомилась я.

– У него есть девушка или что-то типа того? – Ее щеки густо зарделись, даже веснушки сделались ярко-красными.

– Насколько мне известно, нет, – ответила я. Подумала было сказать ей о том, что Халед, скорее всего, способен закрутить отношения с кем угодно, но решила, что это выставит его не в лучшем свете.

– О, круто. Мы с ним вместе работаем на лабораторных по химии, он ужасно милый. Он единственный, кто со мной разговаривает. Знаешь, когда я среди людей, то смущаюсь, а в лабах всегда работают группой. Но да, он просто чумовой.

Я заметила, насколько она нервничает. Мне хотелось сказать ей, что не нужно изображать из себя крутую или использовать слово «чумовой» – ведь ясно, что она никогда прежде его не применяла. Я не намеревалась осуждать ее. Быть может, все дело в том, что у меня были друзья, а у нее не было. Она постоянно общалась только со своей соседкой по комнате, такой же тихой девушкой. Должно быть, именно так меня и воспринимали в старшей школе – тихая, замкнутая девушка…

– Я замолвлю за тебя словечко, – сказала я, нарушая молчание.

– Спасибо, ты очень добрая. – Шеннон улыбнулась и попрощалась со мной, когда мы дошли до перекрестка дорожек. Пряди ее волос постепенно выбивались из-под заколки, скрепляющей их в пучок.

Я проверила, сколько сейчас времени, поправила на плече сумку и пошла в сторону футбольного поля.

* * *

– Здравствуй, милая, – сказала мать, заключая меня в объятия; ее косточки вдавились сквозь одежду мне в кожу. Опять она занимается бегом и ничего не ест.

Отец откашлялся.

– Сегодня играет твоя хорошая подруга? – спросил он. – Руби?

– Номер пять, – ответила я, указывая на поле.

Игроки заняли свои позиции, готовясь к началу игры. Отец, сосредоточив внимание на поле, сложил перед собой руки. Он тоже почему-то похудел. Может быть, мой отъезд в Хоторн сказался на них сильнее, чем я думала раньше…

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался отец. Я знала, о чем он намеревается спросить на самом деле, это был его особый способ задавать вопросы.

– Хорошо, – ответила я. – Никаких жалоб.

Мой краткий ответ был грубым, но отец уже составил свое мнение, еще до моего отъезда в колледж. А я хотела, чтобы меня оставили в покое, предоставили самой себе. Я хотела, чтобы все это перестало его так заботить.

Он снова откашлялся.

– Завтра мы собираемся навестить твою бабушку в Дирфилде. Не хочешь к нам присоединиться?

Мать напряглась при упоминании Дирфилда. Она терпеть не могла ездить туда. Винила в смерти Леви отцовскую родню. Я не знала, что моя бабушка все еще живет там – после всего, что случилось. Конечно, это было много лет назад, но все равно у нашего семейства должна быть там ужасная репутация.