Онлайн книга «Скандал у озера»
Жасент покинули всякие сомнения: пылкие слова журналистки, которую просто трясло от переполняющих ее чувств, окончательно убедили ее в доброжелательности Мари-Кристин. – В таком случае спасибо вам за то, что приехали, особенно в такое время, при таком состоянии дорог. К тому же возвращаться вам придется пешком, так как такси уже уехало. – Ладно, я сама разберусь с обратной дорогой, к тому же мне хотелось бы сделать снимки больницы со стороны озера. Кажется, вода уже внутри здания… – Да, подвал затопило. Я могу провести вас, если хотите. Я приступаю к работе только через полчаса. – Это очень любезно. Женщины улыбнулись друг другу, почувствовав взаимную симпатию. Недолго думая, Жасент рассказала журналистке, до какой степени ее шокировала первая полоса газеты. – Может быть, это звучит нелепо, но у меня такое ощущение, будто я выставила трагическую судьбу моей сестры на всеобщее обозрение. Мой отец хотел опубликовать и ее фотографию. К счастью, он этого не сделал. – Ваша сестра умела плавать? – Как настоящая сирена! Она ничего не боялась. Я предполагаю, что она утонула от внезапного недомогания или падения, хоть на ее теле и не оказалось никаких ран, – вынужденно солгала Жасент. – Мне так жаль! – вздохнула Мари-Кристин. – Умереть в девятнадцать лет, на заре жизни, – это ужасающая несправедливость. Ваша мать, должно быть, в отчаянии. У меня есть дочка двенадцати лет, которую я обожаю. Я могу понять, какую боль эта трагедия причинила вашим родителям. Поэтому поведение вашего отца не кажется мне удивительным. Но давайте не будем о грустном! Они дошли до большого строения, об угол которого с грохотом разбивались серебристые волны. Журналистка сделала несколько снимков, в то время как Жасент наблюдала за ней задумчивым взглядом. – Почему вы выбрали эту профессию? Мне кажется, немногие женщины становятся журналистками. Представляете, я почти не путешествовала. Только из Сен-Прима в Роберваль! Но провела два года в Монреале. – На ваш вопрос я могла бы вам ответить таким же вопросом: почему вы стали медсестрой? Но я знаю, что ваша профессия необходима. Она намного нужнее, чем моя. Господи Иисусе, ветер поднимается! Женщины укрылись за дверями главного входа в больницу – паводок пощадил это место. – И все же вы не ответили! – настаивала Жасент, испытывая радость от обычной беседы после всех ожесточенных дискуссий, вызванных смертью Эммы. – Я хотела работать. Мой муж это понял. Я люблю движение, новизну, встречи. Думаю, своим призванием я обязана дедушке Гюставу: возможно, несколько экстравагантному, но на самом деле замечательному человеку. Он иллюзионист, поэтому часто показывал нам, своим внукам, фокусы, когда мы достаточно подросли, чтобы нас стали интересовать его чудачества. Как-то раз он даже сумел разыграть нас так, что мы почувствовали себя невидимыми. Словом, именно он привил мне любовь к фантазиям и оригинальности. Но я, наверное, утомляю вас своими рассказами… – Совсем нет, вы нисколько меня не утомляете! Я сама очень привязана к своему дедушке Фердинанду, отцу моей матери. Бедный мой дедушка, в последние дни, несмотря на всю свою боль, он проявил ко мне столько заботы! У него теперь новые соседи – французы, и он ходит к ним, чтобы послушать, что пишут в Le Colon! Самому ему читать тяжело – ему следовало бы носить очки. Растроганная, Мари-Кристин слегка дотронулась до предплечья Жасент: – Дедушек и бабушек стоит ценить, не так ли? Мадемуазель Клутье, мне надо продолжать работу на месте событий. Надеюсь когда-нибудь увидеть вас снова. – Я тоже, – с улыбкой ответила Жасент. Они обменялись рукопожатием. Эта встреча успокоила Жасент: она решила забыть о статье. «Люди постепенно забудут, – подумала она. – Как бы там ни было, но, когда происходит какая-то трагедия или несчастный случай, газеты всегда спешат написать об этом в своих колонках». Однако этот день, который и так начался довольно нетрадиционно, таил в себе еще один очень неприятный сюрприз. Едва Жасент принялась за свои обязанности, как столкнулась со всеобщей паникой, царившей в палатах. В частности, двое из ее пациенток, Жермен Бушар и Мария Тессье, подготовили для ее нервов тяжелое испытание. Обе были вдовами, не имели близких родственников и обе приближались к восьмидесяти годам. Они постоянно причитали, беспрерывно проверяли содержимое своих скудных пожитков, молились… В ведомостях больницы они были помечены как «неимущие». – Сохраняйте спокойствие, матушка-настоятельница сделает все наилучшим образом для каждого больного, – втолковывала им Жасент. – Когда уровень воды спадет, все образуется – вы вернетесь в эту палату. – Моя дорогая, будет ли у нас в коллеже пища? – хныкала одна. – Как мы туда доберемся? – стонала другая. – В лодке? А если она перевернется?.. Будучи терпеливой медсестрой, Жасент, вооружившись улыбкой, успокаивала всех, обещая, что все будет хорошо, что она лично все проконтролирует. Ей также пришлось утешать и двоих подростков: брата и сестру, страдающих от туберкулеза. Высокая влажность и отсутствие отопления отягчали их и без того нестабильное состояние. – Доктор Гослен посчитал нужным выдать вам электрический обогреватель. Так в помещении будет теплее. В этих хлопотах пробежал день, наступил вечер. Жасент уже собиралась надеть пальто, чтобы отправиться домой, когда в холл, в котором все еще бурлило оживление, словно в муравейнике, в котором сестры и последние посетители сновали туда-сюда, стремительно ворвалась Эльфин Ганье. Матушка-настоятельница стояла на пороге своего кабинета, беседуя с одним из докторов. – Мадемуазель Клутье! – воскликнула Эльфин, как всегда, невероятно элегантная: на ней был темно-синий костюм безукоризненного кроя, а на светлой голове красовалась очаровательная шляпка. – Кажется, вы торопитесь? – Прошу вас, позвольте мне пройти, – тихо сказала Жасент. – Мне нечего вам сказать. – А мне как раз есть что сказать! – громко ответила Эльфин. – Абсолютно случайно я узнала, что вы хвалитесь тем, что вновь вернули своего возлюбленного. Наверняка речь идет о вашем бывшем женихе, который на самом деле мой. Думается мне, вы по дешевке продали свою монашескую добродетель, чтобы его заполучить! В воздухе вмиг повисла тягостная тишина. Низенькая монашка, которой с виду было около тридцати лет, подошла к женщинам, собираясь попросить говорить тише, но в этот момент Эльфин нарочито громко воскликнула: – Неужели вам не стыдно рассказывать о своих интрижках тут, где люди мучаются, к тому же когда вы только что похоронили одну из сестер?! – Да замолчите же, наконец! В сдавленном голосе Жасент звучало бешенство. Ее сердце билось так, словно вот-вот разорвется от стыда и гнева. Матушка-настоятельница не смогла больше этого вынести. Она энергичным шагом направилась к женщинам. |