Онлайн книга «Романтическая неделя с шафером»
|
– Моему приятелю не нравится эта песня. А мне нравится. А ты что думаешь? Ты можешь поставить точку в нашем споре. Так эта песня хорошая или ужасная? – Просто супер, – кивнул бармен. – Видишь? – Харпер хлопнула Кормака по руке. Но тот ничего не ответил. Тогда она ткнула его пальцем в руку. Нет ответа. Она ткнула его в плечо. Никакой реакции. Когда она нацелилась ткнуть его в щеку, то он поймал ее палец, зажал его в кулаке и медленно положил на барную стойку. Их взгляды встретились, и Харпер утонула в его темных глазах. – Хорошая реакция, – проговорила она. Ее голос был хриплый и звучал неестественно. – Ты пьяна, – сказал Кормак, приподняв одну бровь и продолжая улыбаться. – Пфф, я взрослая женщина и имею право пропустить пару алкогольных коктейлей. Кормак выпустил наконец ее палец и снова взял свой бокал с пивом. Харпер сжала руку в кулак, пытаясь заглушить невероятные чувства, которые вызвало простое прикосновение. – Итак… Кормак. – Да, Харпер. – Хм? Нет, я имела в виду, Кормак – это семейное имя? Он сделал глоток пива и покачал головой: – Нет. Моя мама выбрала это имя. В честь Кормака Маккарти. Писателя. – И меня тоже. То есть меня не назвали в честь Кормака Маккарти. Но люди думают, что меня назвали в честь Харпер Ли. Но это не так. И это не одно и то же, верно? Совсем даже наоборот. Харпер понимала, что расслабилась и говорит бред. – Моя сестра уверена, что ее назвали в честь подружки Багза Банни, – проговорила Харпер. Кормак бросил на нее такой взгляд, от которого по всему ее телу разлился жар. – Значит, Маккарти, – с трудом выдавила девушка. – Он написал «Дорога», верно? – Да. Но моя мать больше в восторге от его ранней книги «Кровавый меридиан». – Ах. – Ты читала? Харпер читала отчеты, счета и прочие рабочие документы. Если у нее выдавалось свободное время, то она отвечала на письма. Просто так, для удовольствия, она не читала уже давно. И снова Харпер почувствовала неизъяснимую тоску, словно прямо сейчас она упускает из своей жизни нечто важное. – Нет, – призналась она. – Это блестящая книга. Современная классика. Но она вовсе не о прекрасном. Эта книга о ребенке, оставшемся в раннем детстве без матери. И вот именно этот мальчик вырос с огромной склонностью к насилию… – О! – почти прокричала Харпер. – Это так… – Мрачно? – Я хотела сказать – сильно. И неожиданно. Любой в старшей школе сказал бы, что его жизнь полна любви, легкости и комфорта. Что он понятия не имеет, что такое страдания. Сейчас же ей казалось, что она заглянула в чуть приоткрытую дверь и увидела то, что вообще не предназначалось для взглядов посторонних. Резкий звук заставил Харпер подпрыгнуть на стуле. Кормак поставил свой бокал на барную стойку. – Моя мать вовсе не мрачная личность. Обстоятельства сыграли свою роль. Среда. Злополучный выбор. Гнетущее молчание воцарилось между ними. И теперь была ее очередь заполнять неловкую паузу. Кормак провел руками по лицу, а затем взъерошил волосы. Давненько мужчина не обращался к ней за утешением. Волна сожаления накрыла ее. Что, если сын лондонского ресторатора был прав? И она просто бездушный робот? Бесчувственная. Закрытая для человеческих эмоций. Одним глотком допив воду, Харпер повернулась к Кормаку: – Расскажи мне. Кормак непонимающе посмотрел на нее. – О твоей матери и обо всем, что с ней связано, – отчаянно пытаясь проговаривать четко каждое слово, попросила Харпер. – Думай обо мне не как о Харпер Эддисон, сногсшибательной старшей сестре Лолы, а как о незнакомке, которая уедет на следующей неделе, и все, что ты расскажешь мне, уедет со мной. Кормак пристально посмотрел на нее, а затем с явным усилием отвел взгляд и поднял руку, заказывая еще пива. Когда бармен поставил перед ним новое пиво, Кормак сказал: – Эта песня. – Какая песня? Он подбородком указал в сторону оркестра. – Та, что тебе так нравится. Мой отец включал ее в течение всей ночи, когда отсиживался в своем кабинете. И эта песня означала, что между ним и моей матерью – стена. Безвыходное положение. – Кормак поднял свой бокал, словно собирался произнести тост, но не стал, а в три глотка осушил содержимое бокала. – Я так понимаю, что твой отец вовсе не милый тип. Кормак рассмеялся. – Ему скорее подходит определение «подонок». – Ну так разве твоя мать не сама его выбрала? Кормак кивнул: – Он обвинял меня в том, что я забираю все ее внимание себе. Он обвинял ее в моем существовании. Он обвинял нас во всем. Харпер ощутила, как внутри что-то болезненно сжалось. Ей было безумно жаль Кормака. – Нас с Лолой воспитывал отец. Кормак посмотрел на нее внимательнее прежнего. В его взгляде читалась теплота. – А где была твоя мать? – Она ушла. Я была слишком маленькой, чтобы помнить это. – Разговор давался ей тяжело. Все же количество выпитого явно сказывалось. – Наш отец… с ним было трудно. Он забирал нас из школы, чтобы целый день проводить с нами на пляже. Или он разучивал танец, который мы потом показывали ему. Или мог разбудить нас в полночь, чтобы устроить праздник шоколада. – Звучит чудовищно. – Так происходило большую часть времени. Когда его дела шли прекрасно, тогда все было ярко и блестяще. Но когда на работе случались проблемы… Как-то раз он пришел домой с целым выводком котят, забыв, что у Лолы аллергия. А бывало, что он вообще забывал забирать нас из школы. – Он часто вел себя жестоко? – поинтересовался Кормак. Харпер посмотрела на Кормака и увидела, что он безотрывно наблюдает за ней. – Нет. Просто он был… ненадежным. Даже в хорошие времена, мне казалось, что я иду то тонкому льду и вот-вот провалюсь. Харпер оперлась локтями о барную стойку и обхватила голову руками. Неужели она всегда так себя чувствовала? Даже в детстве? Скорее всего, она просто не позволяла себе говорить это. Потому что тогда хорошие воспоминания об отце стерлись бы, а она так хотела их сохранить. – Может, у него просто было какое-то заболевание? Какое-то расстройство? Она медленно повернула голову и посмотрела на Кормака. – О, прости, мы говорили о тебе, о твоем отце, а я так бессовестно перевела на себя внимание. |