В дверь раздался звонок.
– Не открывайте! – воскликнула Марина, бросаясь ко мне. – Прошу вас, не открывайте!..
Лицо у нее было испуганным, и, конечно, видя девушку в таком смятении, в другой раз я ни в коем случае не открыл бы дверь, но не сейчас. Внутри у меня поднялась неосознанная злоба.
– Ну отчего же не открывать, – спокойно с ехидством сказал я, – давай посмотрим на твоего кавалера.
Почему это дикое чувство собственничества проснулось во мне? Ревность и здравый смысл не уживаются в одном человеке.
– Ну отчего же не открыть… – зло повторил я и направился в прихожую. Звонки в дверь не смолкали. Марина осталась в комнате, должно быть, она не понимала перемены в моем отношении или истолковывала ее как-то иначе.
Я подошел к двери и посмотрел в глазок. На лестнице стоял рыжий молодой человек, которого я совсем недавно видел в квартире у Марины. Я протянул руку к замку, но что-то вдруг остановило меня.
«А стоит ли лезть в чужую жизнь? – пронеслось вдруг в голове. – Рушить то, что уже создано, если знаешь, что сам не сможешь создать ничего нового». Но это было лишь мгновение.
Я открыл замок. Молодой человек смотрел на меня, наклонив чуть набок голову. Хотя шевелюра у него была рыжей, на лице не было следов обычных в таком случае веснушек, кожа у него была белой, белыми были и ресницы, и брови.
– Вам кого, молодой человек? – спросил я, сурово на него глядя.
– Мне Марина нужна, она у вас скрывается?
– А кто вы такой? И по какому праву… – начал я с возмущением, но молодой человек бесцеремонно прервал меня. Ну никакого воспитания!
– Послушайте, мне нужна Марина, – он через меня постарался заглянуть в квартиру. – Я видел ее в вашем окне. Она мне очень нужна. И если вы не пропустите, я войду сам, – пригрозил рыжий, нахально глядя мне в глаза.
– Ну, рискни, – я ухмыльнулся: с этим-то пацаном я как-нибудь слажу.
– Чего тебе нужно? – раздался за моей спиной голос Марины.
– Я хочу с тобой поговорить, – через мою голову сказал молодой человек.
– Нам не о чем говорить, – грубо отрезала Марина, остановившись рядом со мной. – Мы с тобой уже все обсудили.
– Так это он и есть? – молодой человек окинул меня презрительным взглядом и скривился в пренебрежительной усмешке. – Пи-са-тель!
– Не твое дело! – грубо сказала Марина.
– А вас что, на молодую потянуло?.. Старушки надоели или для вдохновения?.. – ехидно сказал он мне и перевел глаза на Марину.
– Он ведь бросит тебя. Ты ему не нужна. Он ведь писатель, таким верить нельзя!..
Я впервые оказался в такой ситуации и не знал, как реагировать на его слова: закрыть перед ним дверь, дать в нос… или еще что-нибудь.
– Все, ты надоел! – воскликнула Марина и ринулась закрывать дверь, но молодой человек подставил ногу, и ей это не удалось.
– А я тебя люблю, понимаешь! Что тебе с этим стариком – у него, небось, простатит-радикулит… А ты, значит, уже в халатике, после душа, значит!
– Дурак! – закричала Марина и изо всех сил шарахнула дверью ему по ноге, но он и тогда не убрал.
– Так, молодой человек, – вмешался я в их сцену, радикулит еще куда ни шло, у меня случается, но простатит! Это уже оскорбление, – проваливайте-ка отсюда, пока я милицию не вызвал!
Я сделал решительный шаг к двери, взяв под руку Марину, отстранил ее, потом, деловито взявшись за ручку двери, другой рукой оттолкнул молодого человека на лестницу. Он не сопротивлялся.
– Он же бросит тебя! – кричал он в это время. – Он же писатель! Нужен тебе женатый мужик!
Стараясь пропускать грубости мимо ушей, я потянул на себя дверь.
– Здравствуйте, Сергей Игоревич, – из-за плеча рыжего парня выглядывала соседка Клара Ивановна. Рядом с ее ногой, глядя такими же глупыми глазенками, как у хозяйки, выглядывал вернувшийся с вечерней прогулки свиномордый бультерьер. – Ой, и Мариночка здесь, – заглянула она в квартиру. – Здравствуй, деточка.
– Да он бросит тебя! – продолжал между тем кипятиться молодой человек, не обращая внимания на соседку.
Я захлопнул дверь. Как вы меня все достали! И мимо стоявшей так же Марины прошел в кухню. Я молча налил себе чая и уселся за стол. Немного погодя вошла Марина и, остановившись в дверях, молча стала смотреть на меня. Я делал вид, что не замечаю ее: я размеренно пил чай, механически делая глоток за глотком, хотя и пить не хотел – просто от злости.
– Я ему говорила, что вас люблю, – вдруг негромко проговорила Марина.
Я вздрогнул и посмотрел на нее. Она стояла, привалившись плечом к дверному косяку, наклонив головку чуть набок, в своем коротеньком голубом халатике, нижние полы его чуть разошлись, открывая дивное, белое, как мрамор, бедро. Она глядела на меня прямо, не мигая. Что выражал ее взгляд, я не знал. Но меня бросило в жар, сердце заколотилось. Я готов был броситься к ней, обнять, целовать, целовать ее лицо, глаза, губы… А там будь что будет! Пропадай все на свете! Ведь я тоже тебя люблю! Как не любил никого на свете! Как уже и не буду любить. Никогда…
Зазвонил телефон, не отрывая от девушки глаз я взял со стола трубку и поднес к уху. Закашлялся…
– Да… Хорошо, что ты позвонила… – звонила жена из Феодосии. – А что? Да нет, ничего с голосом, простыл немного. Тебе-то как отдыхается? Как погода? Я?! Конечно, один, вот сижу… Роман?! С кем роман?.. Ах роман… Идет потихоньку… Ну, конечно, скучаю. Звони почаще… Погода и у нас ничего. И я тебя целую.
Я отключил трубку. Посидел минуту, глядя на нее, потом поднял глаза на Марину, которая не переменила позы, но что-то неуловимое переменилось в ее лице.
– Ладно, пойду поработаю, – сказал я спокойным, безразличным голосом, вставая.
Марина молчала.
Но, наверное, прошло еще полчаса, прежде чем я смог приступить к работе, а эти полчаса я сидел, тупо глядя в компьютер – ни о чем не думая и ни о чем не мечтая.
Глава 9. Рюйш и его дети
Последние слова:
– Живопись еще нужно изобрести.
Пабло Пикассо
Амстердам, год 1689
Когда стражники увели Ханса и Якоба, Фредерик Рюйш спустился в мастерскую. Несколько дней назад он поставил на вымачивание два препарата, и сегодня уже можно было вводить красящий раствор в кровеносные сосуды.
Эти два вора, посланные его злейшим врагом Грэмом, уже давно пытавшимся заполучить секрет бальзамирования трупов, почему-то сегодня особенно взволновали Рюйша. Раньше он не особенно задумывался о том, что секрет его могут украсть, и тогда все богатство, которое в последние годы текло к нему в дом, потечет в дом этого проклятого Грэма, пользующегося любыми, самыми подлыми способами, чтобы добиться того же, чего добился Рюйш, – победы над тлением. Его препараты могли храниться хоть тысячу лет, в то время как препараты Грэма всего месяц. Рюйш знал, что многие ненавидят его за его открытие… Да что там многие, все! Все анатомы Амстердама ненавидели его.
