Книга Стремянка в небо, страница 42 – Татьяна Трунова

– Зеленый и пупырчатый, – буркнул Петя. Самочувствие старика обеспокоило его не на шутку. – Как думаете, может, мне с ним посидеть?

Антон Павлович покачал головой:

– Только мешаться будешь. Врачи у нас хорошие – откачают. Главное, что мы его довезли.

– Ведь никогда его сердце не беспокоило! Это он, наверное, глюков про Каринку свою насмотрелся – и результат: перенервничал.

– А вот про глюки я хотел поговорить с тобой подробнее.

– Что, тоже насмотрелись? Ужас, правда?

Шевелилась у Пети мыслишка вытащить сурового чекиста на откровенность, однако не на того напал. Откровенничать Антон Павлович не спешил. Наверное, по старой чекистской привычке.

– Что ты видел?

– Что видел, что видел! Не скажу, – развредничался парень. – Я понимаю, что у вас служба, зато я не на службе! Я есть хочу! Я пить хочу! Дайте мне хоть немного продыху, а?

– Я бы с удовольствием, но некогда. Что ты видел?

Теперь голос Антона Павловича обрел некоторую жесткость.

– Кормить будут? – Когда дело касалось еды, Петя стоял насмерть.

– Будут, – покорился шеф Специального отдела. – Пойдем, троглодит. За едой, чтоб время не терять, будешь рассказывать.

– Чего это вы обзываетесь? – для порядку обиделся парень, хотя обиды никакой не чувствовал: сказывался иммунитет. Арменыч в пылу спора, бывало, обзывал его и покруче.

– Я не обзываюсь, я констатирую факт.

Петя улыбнулся, хотя улыбка сейчас выглядела странно. Не сдержался. Улыбался он вот почему: вспомнилось, как года два назад случился у соседей, живших через четыре дома от Пети, шикарный скандал. Вопили и орали так, что слышно было по всей деревне. А дело оказалось простое. Решила жена похвалить мужа за аккуратность, возьми да скажи: «Ты у меня настоящий педант!» Муж слова «педант» не знал и, соответственно, решил, что жена ни за что ни про что обозвала его неприличным словом. Отсюда скандал и начался. Арменыч тогда, помнится, смеялся до слез. Арменыч… При мысли о старике Петя снова помрачнел.

Антон Павлович смены его настроения не заметил.

Печево у Светланы было вкусным, чай – крепким и душистым. Дожевывая десятый по счету пирожок с капустой, Петя рассказывал про то, что привиделось Арменычу. Рассказ про свой собственный сон с тараканом и лайками он успел закончить на восьмом пирожке.

– Вот такая вот фигня, – наконец поставил он точку и устало откинулся на спинку стула. После еды спать хотелось зверски.

– Да-а, – протянул Антон Павлович. – Сны у всех разные, но сходятся в одном моменте: минутная жалость и то, что за ней следует.

– Чего-чего? – не понял Петя.

Антон Павлович махнул рукой:

– Ничего, это тебя уже не касается. Можешь идти домой. И спасибо.

– Пожалуйста. – Парень встал, но уйти не решался. – А как же все?..

– Что все?

– Ну это: подвал с тварями, сон, Арменыч, мой брат?

Объяснялся он сумбурно, но чекист его понял:

– Никак. Это ж не кино, которое можно досмотреть до конца, а можно не досмотреть. Это жизнь, и в некоторые ее моменты лучше не углубляться, а вовремя свернуть в сторону. Живи, как живешь, вон брат у тебя появился. Мало? Остальным займемся мы. Я и так жалею, что тогда попросил вас о помощи. Присматривать я за тобой на всякий случай буду, все-таки в это дело ты влез порядком.

Петя надулся.

– Не в этом смысле, – поморщился шеф Специального отдела, однако развить свою мысль не успел.

В открытую по случаю теплой погоды форточку со свистом влетел свернутый в трубочку листок тетрадной бумаги. Упав на столешницу между собеседниками, он покрутился, затем, словно обретя собственную волю, снова воспарил в воздух и пошел на таран Петиного носа. Тот едва успел подставить руку, где листок затих окончательно.

– Что это? – не вставая, поинтересовался Антон Павлович.

– Не знаю. – Петя озадаченно рассматривал добычу, не решаясь ее развернуть. – Бумажка какая-то.

– Дай посмотрю. – И Антон Павлович протянул ладонь.

Петя уже собрался было отдать послание, но не успел. Словно прочитав его мысли, листок торопливо развернулся, явив написанную чернилами записку. Записка гласила: «Сегодня вечером приходи к развалинам старой церкви. Не опаздывай». Подписи под ней не было, а была красивая, переливающаяся всеми цветами радуги печать. На печати подняла крылья похожая на орла птица.

– На свиданку меня зовут. Только место какое-то странное, и кто – непонятно. Подписываться надо. Хотя вон печать есть. И красивая какая, переливается…

– Погоди. – Голос Антона Павловича звучал напряженно. – Ты что, видишь на бумаге какие-то надписи?

Петя не понял:

– А вы что, не видите? Вот же черным, вернее, синим по белому написано. И печать. Смотрите, – он протянул листок Антону Павловичу.

– Я вижу только чистый лист бумаги. – Голос Антона Павловича стал еще напряженнее. – Абсолютно чистый.

– Прикалываетесь? – Парень с выражением прочитал: – Сегодня вечером приходи к развалинам старой церкви. Не опаздывай. Ну? – Он продемонстрировал записку чекисту. – Неужели до сих пор не видите?

– Там ничего нет, – с расстановкой повторил Антон Павлович.

– Да? – Петя продолжал сомневаться.

– Да. Для меня это обычный тетрадный листок. В клетку. Вырван из тетрадки в двенадцать, возможно, восемнадцать листов. Что ты еще видишь?

Ответить парень не успел: радужная печать вспыхнула, укусила Петю остренькими лучиками за ладонь и погасла, как будто исчерпав этим свои силы. Все события заняли мгновение, а еще через мгновение парень с проклятием отбросил коварную бумагу. До пола та не долетела, распавшись на золотые искры, медленно растаявшие в воздухе.

– Черт, больно! – Петя затряс рукой, потом остановился, прислушался к себе: – Не больно. Надо же!

Он принялся рассматривать руку и проверять ее на предмет возможных повреждений. Кроме обломанных ногтей и пары царапин на тыльной стороне кисти никаких повреждений не нашлось. Царапины красовались на руке уже два дня, а обломанные ногти так и вообще являлись для Пети нормой жизни. Гораздо странней выглядел бы внезапно появившийся маникюр. Поэтому, не найдя никаких фатальных изменений, парень немного подуспокоился.

– Фу, испугался, – выдохнул он.

– Ты чего ее на пол бросил? – недоуменно вопросил Антон Павлович. – И куда она потом делась?

– Опять не видели? Ну вы даете! А если бы она меня съела?

– Кто съел? И чего ты рукой трясешь?

– Записка, мать ее! Представляете, укусила меня за руку! – И Петя сунул под нос Антону Павловичу свою не очень чистую руку. Тот ее внимательно осмотрел и не нашел ничего интересного, о чем незамедлительно сообщил парню.