Онлайн книга «Мишень для Слепого»
– Что привезли, Павел Иванович? – поинтересовался дед с пышными усами, как у дореволюционного пожарника. – Что-что, Максимыч, ясно что… Как всегда. – Рад помочь. Не зря же деньги получаю. – Ну так давай, помогай. – Сейчас прикачу тележку. Старик Максимыч шаркающей походкой засеменил в сторону двух строительных вагончиков. В окне одного из них горел тусклый свет. Затем он появился, катя перед собой тележку на резиновом ходу – такими на вокзалах пользуются носильщики. Подогнал тележку прямо к микроавтобусу. – Ну, давай, открывай, – сказал старику Коптев. Дед привычным движением дернул в сторону дверь микроавтобуса. Она, щелкнув, отъехала. – Вылезай, – прошептал Коптев Барташову. Тот жадно глотнул свежего воздуха. – Давайте, грузите. Старик подхватил сверток за то место, где были ноги Железовского, а Барташов помог столкнуть его на тележку. И Барташов с Максимычем, который причмокивал и сплевывал себе под ноги, покатили тележку к эстакаде. – Придержи, Павел Иванович, а то сползет, – сказал старик, кивнув на тюк, лежащий на тележке. Втроем они закатили тележку на верх эстакады, и Максимыч отправился в кабину оператора, чтобы зажечь горелки. Вспыхнуло голубое пламя, завертелась длинная, большого диаметра труба В ней загрохотали камешки засыпанного с вечера гравия. Максимыч, стоя возле кабинки оператора, как капитан на мостике корабля, крикнул Коптеву: – Не спешите, пусть хорошенько прогреется. От жары Барташову стало плохо. Он уперся руками в металлические перила и свесил вниз голову. Судорога прошла по его телу, и капитана начало рвать. Коптев с отвращением глядел на сжавшегося в комок, корчащегося здоровенного парня. «Эх, слабак он», – подумал Коптев. А Максимыч понимающе кивнул, мол, слабые у тебя сотрудники, Павел Иванович. И в свою очередь подумал: "Вот в наше время я одной пулей мог прикончить сразу двоих. Становил затылок к затылку и в лоб – хлоп! Оба готовы. Полный профит и экономия". Жар от работающих горелок стал невыносимый. Коптев даже отошел на пару шагов и стал отдуваться, как в парилке. – Все, порядок! Максимыч подкрутил свои чапаевские усы и махнул рукой, точно командир батареи давал приказ на открытие огня. – Эй, ты, – уже не скрывая своего отвращения, буркнул Коптев, обращаясь к Барташову. Тот вздрогнул и тяжело поднял голову, уперев осоловевший взгляд в начальника. – Чего не понял? Давай, заталкивай! Барташов хотел взять палас со стороны головы, но Коптев опередил его. – Бери за ноги. Барташов взял и стоял, покачиваясь, не решаясь шевельнуться. – Заснул, что ли? Ногами вперед заносить надо! Барташов подошел к краю площадки и приподнял мертвое тело па уровень груди. И тут Коптев резко толкнул палас вперед. Барташов не удержался и полетел в трубу – в гудящее синее пламя. Максимыч охнул и с полминуты стоял, открыв рот. Он ожидал чего угодно, но не такого поворота событий. Он не мог понять, специально это сделал Коптев или получилась трагическая оплошность. – Бывает, блин, – Коптев развел руками и затем отряхнул ладони. Максимыч кряхтя спустился по сварной металлической лестнице и встал рядом с майором ФСК, правда, на расстоянии вытянутой руки, боясь, что тот, возможно, сошел с ума и еще чего доброго отправит в топку отставного энкавэдэшника. – Эка его! – сказал Максимыч, пытаясь рассмотреть в голубом пламени очертания тел. Сушильный барабан грохотал, перекатывались камни. Пламя гудело. Коптев стоял молча, ничего не объясняя Максимычу. Наконец старик отошел от шока. – Эх, и паласа вам не жаль. Почти новый. Отдали бы мне, я бы кровь отмыл. Домой, конечно, не понес бы, тут, в вагончике бы постелил, а то пол холодный, бетонный. А у меня ревматизм. Майор Коптев все еще смотрел на бушующее пламя. – Ждать будете или как? – Да нет, наверное, Максимыч. Ты же до конца дело доведешь? – Конечно, в лучшем виде, – и Максимыч щелкнул пальцами, не отрывая взгляда от голубых языков пламени. – Часа два пройдет, в пыль рассыплются. А утром их вместе с песком – в асфальтосмеситель. Асфальт сейчас от нас в Мытищи возят или на кольцевую. Сейчас не стоим, Лужков строительством занялся. Одно плохо – в ночную смену работать приходится. Максимыч опять подкрутил усы, надвинул на глаза кепку с помятым козырьком и пошевелил пальцами так, будто свивал невидимую нить. Коптев покосился на старика. – Ты, Максимыч, конечно же, понимаешь… – О чем разговор, Павел Иванович! Что бы я кому-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь – такого не бывало! Максимыч – это могила. – Знаю, знаю, потому и сотрудничаем с тобой. Ты мужик тертый и язык за зубами держать умеешь… Коптев умолк и выразительно посмотрел на яростное пламя, гудящее в трубе, на грохочущие камни. – А о вознаграждении ты, Максимыч, правильно мыслишь, – майор Коптев резко сунул руку в карман плаща. От этого движения Максимыч шарахнулся в сторону. – Да ладно, старик, не бойся. Я сам, честно признаться, тебя побаиваюсь. – Да что я? Меня бояться не стоит, я человек безобидный. – Знаю, знаю, какой ты безобидный, читал твое личное дело. – Дело читали? – широко открыв глаза, спросил старик. – А ты как думал, мы просто так к тебе за помощью обращаемся, сотрудничаем с тобой? Нам нужны люди проверенные. – А как иначе, Павел Иванович… Рука Коптева вынырнула из внутреннего кармана. Старик сделал два шага вперед. Коптев тоже сделал шаг. – Вот, возьми. Это, конечно, не много, но, думаю, и не мало. За такие деньги тебе горбатиться и ночами не спать года три надо. А ты к тому же, Максимыч, может, их и не проживешь. – Да что вы, Павел Иванович, я мужик еще крепкий и даже при случае чего бабу какую могу… – Да ладно тебе про баб! – Коптев сплюнул в бушующее пламя. Плевок даже не долетел до огня – столь высокой была температура. Старик взял четыре стодолларовых купюры, потер их в пальцах. Майор хмыкнул. – Да настоящие, Максимыч. Что ты, как девка на панели после того, как уже отдалась? – Да это я по привычке, – извиняющимся тоном сказал старик. – Ну ладно, вот что я тебе скажу: меня здесь не было, ты никого и ничего не видел. |