Книга После, страница 67 – Анна Шнайдер

— Что говорит он сам?

— Он пока не разговаривает, — скривился дознаватель. — Молчит, гнида. И это хорошо. Значит, ему есть, что сказать. Так всегда и бывает — когда подозреваемому сказать нечего, он говорит, а когда есть — молчит.

Понимает — если случайно ляпнет что-то не то, мы его постепенно за эту ниточку размотаем, раскрутим, вытянем остальное. Жаль, что у нас пытки запрещены, а то было бы как в Корго — щелк щипцами перед носом, и подозреваемый готов признаться в чем угодно, хоть в убийстве, хоть в краже, лишь бы ему ничего не отрезали.

Голос Гектора, когда он говорил это, был наполнен такой мечтательной мстительностью, что Арен не удержался от улыбки.

* * *

Императрица вошла в детскую около пяти вечера, когда София, Агата и Александр занимались игрой на фортепиано. Лицо ее казалось расслабленным, глаза мягко блестели, и она ласково поприветствовала не только подбежавших к ней детей, но и саму Софию.

— Мама, ты сегодня раньше! — радостно возвестила Агата, прыгая возле Виктории. — Так здорово!

— Да! — подтвердил Александр и, посмотрев на сестру, тоже начал прыгать.

— Ваш папа просил не задерживаться, чтобы я не уставала, — сказала императрица, с нежностью прикасаясь к детям. — Софи, ты… вы можете идти, если хотите.

Она хотела — нужно было еще зайти к Тадеушу, да и общаться с Викторией больше положенного желания не имелось, но тут Агата воскликнула:

— Софи, а давай ты поучишь маму рисовать, а мы с Алексом посмотрим! Мам, ты же хотела?

Императрица чуть порозовела, и во взгляде ее появилось смущение.

— Да, но…

— Софи, давай! — продолжала Агата, хватая за руку свою аньян. — Мама очень хочет, но стесняется тебя просить!

«На море ведь не стеснялась», — подумала София, но тут же мысленно покачала головой — там все было менее официальным, и высказать свое пожелание учиться рисованию в непринужденной беседе гораздо проще, чем повторить его позже, уже во дворце. Тем более — для Виктории, которая… которая…

Что — которая? София никак не могла придумать определение странным изменениям в поведении жены Арена.

— Я с удовольствием останусь, — девушка кивнула, улыбаясь Агате с Александром. — Но вы будете не только смотреть, рисовать тоже.

— А можно? — обрадовался Алекс.

— Нужно.

София усадила всех за стол, раздала листочки, а потом, чуть помешкав, достала из вазы с цветами, что стояла здесь же, в центре стола, одну розу, и положила ее перед императрицей и детьми.

— Обычно обучение рисованию начинается с самого простого — с элементарных объектов строгой геометрической формы, — сказала София скорее для Виктории, чем для Агаты с Алексом, ожидая от них вопрос, что такое геометрическая форма, но дети молчали, глядя на нее с любопытством. — Но мне кажется, всегда лучше рисовать то, что интересно. Давайте попробуем изобразить вот эту розу. Пока простым карандашом. А я посмотрю, что у вас получится, и объясню, как улучшить рисунок.

Оказалось, что Агата рисует лучше, чем ее мама, и даже Алекс по сравнению с Викторией блистал. Императрица совсем терялась, не зная, как перенести то, что она видит, на бумагу, и сразу расстраивалась, когда у нее не получалось.

София показывала различные приемы, направляла, дорисовывала и постоянно повторяла, что сразу не может получиться, нужно тренироваться.

— Да я понимаю, — вздыхала Виктория. — Но у меня, как мне кажется, совсем нет к этому таланта, в отличие от тебя… вас, Софи.

— Талант и обучение — это разные вещи, ваше величество. Можно быть талантливым, но не обучаться, и похоронить свой талант. А можно и вовсе не иметь его, но научиться благодаря упорству и стараниям. Конечно, лучше, чтобы два этих критерия совпадали, но так бывает не всегда.

— Мама, у тебя талант к ботанике, — сказала Агата, рассматривая кривенькую розу Виктории. — Слишком много талантов не бывает! Поэтому рисуешь ты… так себе.

Императрица засмеялась.

— Ну спасибо, радость моя.

Софию как иголкой кольнуло — больно было слышать выражение Арена из уст его жены, — но она быстро подавила в себе это чувство, мягко заметив:

— Это все поправимо. Вот увидите.

* * *

Император освободился около семи часов вечера и сразу перенесся в детскую. Жена читала Агате с Александром какую-то книгу, сидя на диване, и Софии рядом с ними не было.

Арен расцеловал детей, коснулся быстрым поцелуем щеки Виктории — делать этого не хотелось, но он поступал так все время, и изменять привычкам прошлого не мог, это было бы слишком подозрительно, — поинтересовался, как прошел день, и несколько минут слушал сбивчивый рассказ Агаты и Александра, закончившийся восторженным:

— А Софи учит маму рисовать! Вот!

— Серьезно? — император покосился на чуть порозовевшую Викторию и подумал, что в выдержке и умении принимать ответственность за собственное решение Софии, пожалуй, нет равных. Учить его жену рисовать! Проще было бы сказать, что она не умеет учить взрослых, да и во дворце есть художники, почему бы не попросить их? Или еще лучше — почему бы не нанять нормального преподавателя?

— Вик, может, мне попросить Бруно отыскать тебе педагога? — спросил Арен осторожно, опасаясь вспышки ревности или гнева, но Виктория лишь вздохнула и, опустив глаза, почти прошептала:

— Если хочешь, то конечно…

Защитник, и в чем дело? Император снял эмпатический щит и прислушался к эмоциям супруги.

Грусть и сожаление. Демоны, и что это значит?

— А как хочешь ты? — произнес Арен, перетаскивая к себе на колени обоих детей. — Как лучше для тебя?

Виктория подняла голову и посмотрела на него с неуверенностью.

— Маме нравится заниматься с Софи, — сказала Агата звонко. — И нам нравится, потому что мы тоже участвуем в занятиях. Нам не нужен другой педагог!

— Ясно, — хмыкнул Арен и обратился уже к дочери: — А ты, маленькая нахалка, откуда знаешь, что маме нравится? Ты опять снимала щит?

Она насупилась, но промолчала.

— Я же просил, Агата.

— Он сам слетает! Честно! Я просто… ну, не возвращаю его иногда сразу…

Это было нормально — Арен тоже делал так в детстве. Но он прекрасно знал, насколько чужие эмоции могут давить на психику, а уж эмоции Виктории и подавно.

— Ладно, мы с тобой поговорим на эту тему чуть позже. А сейчас идемте в столовую, пора ужинать.

— Да, папа, — вздохнула дочь, надувая губы и глядя на него исподлобья жалобными, но очень хитрыми карими глазами.

Арен поговорил с Агатой перед сном — оставив Александра с Викторией в детской, отвел свою девочку в спальню и еще раз долго и обстоятельно объяснял, что если злоупотреблять эмпатией, особенно в ее раннем возрасте, можно даже заболеть.