Онлайн книга «Трусики для ректора»
Хоть бы очнулся! Пожалуйста! Очнись! Открой глаза! - Помогите! – кричу глядя на любимого и гладя его по руке – Помогите! – кричу еще громче. К нам подбегают какие-то люди. Они проверяют пульс. Осматриваю его. Открываю ему насильно глаза. Светят фонариком. - Живи! – говорю я – Живи! - Оля! – зовет меня кто-то – С ним все будет хорошо! Отпусти его руку! Скорая помощь уже приехала! - Живи! Живи! – повторяю я, сквозь новую волну слез. - Он просто потерял сознание! – продолжает говорить мне этот некто. Сейчас я не понимаю, кто это. Да мне плевать кто это! Главное сейчас для меня любимый. Чувствую, как чьи-то руки меня оттаскивают от тела Ильи, но мне все равно, что меня касаются. Все мои мысли лишь о Илье. Я все отдам ради него! Только пусть живет! Подхватив меня на руки меня, куда-то несут, а я наблюдаю за тем, как на носилках уносят тело любимого. Он все еще без сознания. Меня садят в машину мачехи и тогда передо мной возникает Настя. Она обеспокоено смотрит на меня. Сзади нее стоит один из охранников, что работают на папу и всегда сопровождают меня. Видимо это он нес меня. - Оля! – произносит она и гладит меня по щеке – Мы поедем сейчас за ними. Не переживай! С ним все будет хорошо. Он всего лишь упал с лошади и потерял сознание. Не дождавшись от меня никакого ответа, Настя закрывает дверь, обходит машину и садится за руль. Бросив на меня последний взгляд, заводит машину. Я всегда считала, что-то похищение было самое ужасное время в моей жизни, но сейчас было хуже. Сегодня я могла потерять любимого, а тогда это всего лишь была я. « -Пап, а можно я пойду в Марииным? Родители купили Вите новую приставку и он пригласил меня. – отпрашиваюсь одиннадцатилетняя я у папы. - Чуть позже, Оля. – говорит он мне и капается дальше в своих бумагах – Я через десять минут тебя сам отведу к ним. - Хорошо, я подожду тебя в своей комнате! – сказала я и вышла из кабинета папы. Папа не любил когда ему мешают. И согласно моим иследованиям, заканчивает быстрее, когда его не отвлекают. Поэтому я иду в свою комнату и включаю мультики про принцессу-лебедь. Прошло десять минут… Одиннадцать… Двенадцать… Пятнадцать… Двадцать… Тридцать… Пятьдесят… - Папа! – забегаю в кабинет папы. – Ты сказал десять минут, а уже час прошел. - Оля, мне некогда. Освобожусь и отведу тебя. – говорит папа не взглянув на меня. - Я хочу сейчас! Уже и так пять вечера. А в семь мы ужинаем. – насупилась я. - Оля, подожди немного! – говорит мне папа строже. Но ждать я не стала и спустя пять минут сама пошла сама. Дом Марииных находился в двух домах от нашего и мне нужно было всего лишь пройти эти два дома, а оттуда бы позвонила папе и сказал, что уже у Марииных. Но дойти до Марииных я не смогла, потому что как только я вышла с территории дома и сделала три шага, то с поворота выскочила машина, остановилась около меня. Резко открылась дверь и меня втянули внутрь. Меня затащили у салон машины и приложив что-то ко рту усыпили. Когда я очнулась, то уже была в каком-то заброшенном здании, напоминающем склад. Вокруг воняло плесенью и сыростью. Я лежала на каком-то матрасе и была укрыта старым пледом. То теплом, потому что было холодно, а на мне были всего лишь шортики и футболка. Меня часто выводили в другое огромное помещение, привязывали в какому-то деревянному столбу и начинали стрелять. Не в меня, а в то, что стояло сзади меня. Но они делали это так, что пули летели рядом со мной. Я помню чувство, когда пуля пролетает над твоей головой и сердце останавливает Когда пуля пролетает рядом с твоей рукой и все внутренности замирают. Когда пуля летит в миллиметре от меня. Когда вдруг ты оказываешься мишенью и цель игры: стрелять мимо. Но тебе страшно! Потому что ты ребенок! Потому что хочется домой! К папе! В свою комнату! Когда хочется жить! Стрельба была любимым занятием моих похитителей, но помимо этого у них было еще одно развлечение. Они называли его «Кошки и мышка». Моя задача была за тридцать секунд убежать как можно дальше. Вдоль всего помещения были вставлены десять разных предметов: стулья, сломанные кресла, торшеры. Ровно столько предметов столько я не успевала пересечь – столько раз меня били. Не успела пробежать четыре предмета – три удара. Упала после второго предмета – восемь ударов. Они били везде, но чаще именно по попе. После таких игр все тело болело, а на попе было больно лежать, а порой и стоять. На второй день я просекла игру и всегда в этой игре бежала к одному мужчине. Лысый, самый грозный из них, но при этом он бил слабее всех. И не так больно. Порой просто дотрагивался, но из-за предыдущих ударов все и так болело и я вскрикивала. Он жалел меня, а я этим пользовалась. Я выживала, как могла. Я играла с ними, потому что хотела жить. Играла, потому что не хотела вновь почувствовать боль. На третьи день, когда меня спасли и вели в машину к папе я увидела полуживого того самого лысого мужчины, он улыбался мне. А вокруг него трупы тех, кто издевался надо мной. Кровь. Улыбка доброго мучителя (именно так я его назвала, потому что всегда, когда мне приносили еду, то он давал мне еще маленькую Аленку и бил не так сильно и стрелял всегда максимально далеко от меня). Оружие. Гильзы на земле. Грязь. Все было так ужасно, омерзительно и гадко. От этого я начала плакать. Плакать от того, что мне пришлось это все увидеть. Я ведь еще ребенок! Зачем мне было все это видеть! Я должна была играть на площадке с друзьями. Выпрашивать у папы новые куклы. Теперь мне не хотелось ни кукол, ни игр, ничего… Тот человек, что вел меня к папе, заметив мои слезы, отпустил мою руку и достав пистолет выстрелил в того, на кого смотрела я. В доброго мучителя. Вы наверно решили, что я перестала говорить из-за этих трех дней? Нет! Я перестала говорить, после душераздирающего крика, когда застрелили доброго мучителя. Того самого, кто жалел меня все эти дни и был моим спасением в ужасных и грязных играх. А прикосновения для меня стали омерзительны, после того, как тот самый человек, что застрелил доброго мучителя, подошел к нему врезал по трупу, запачкав свою перчатки в крови. А потом, вернувшись, взял за руку меня. |