Онлайн книга «Я за тебя умру»
|
«…потому что сейчас я одна из тех ужасных людей, у которых есть все». Конечно, она преувеличивала — и на других головах золотились кровельки в подарок северным зимам, и другие глаза туманились такой же голубой дымкой [и губы озорные были не у нее одной на йельском стадионе. И, несомненно, были здесь и другие сердца, переставшие быть похожими на гостиницы. Но здесь — в начале — портрет Кики как самой счастливой девушки на свете.]. Мгновение длилось, искрилось, потом скользнуло в вечность — мужчина рядом с ней, бесконечно желанный, бесконечно восхитительный Консидайн, произнес нечто нарушившее ее равновесие на вершине. — Я хочу очень серьезно поговорить с тобой после матча, — вот что он сказал. Но, говоря это, он не пожал ей руку и не посмотрел на нее — он глядел на поле, где шла игра, но глядел не на игру, а просто в другую сторону. — О чем? Скажи мне сейчас. — Не сейчас. Игроки на линии розыгрыша нагнулись перед вбросом. Он заглянул в программку. — Опять шестнадцатый номер, этот маленький гард Ван Камп . Весит сто пятьдесят девять фунтов, и один каждый раз останавливает линейных. — Он в нашей команде? — рассеянно спросила она. — Нет, он играет за Йель, и это неправильно, — с возмущением сказал Консидайн. — Они купили его, ей-богу. Купили душу и тело. — Жаль, — вежливо отозвалась она. — Почему Гарвард не предложил ему денег хотя бы за тело? — У нас так не делается, но эти люди не имеют совести. Вот, понеслись — смотри. Видишь, как перепрыгнул свалку, быстрый, его невозможно подмять. Кики не очень следила за игрой — она почувствовала, что в солнечном дне созревает неприятность. Но если что-то не так, она сделает все возможное, чтобы поправить. У Алекса Консидайна «было все», он был «Надеждой года» в Гарварде в прошлом году — а кроме того, она его обожала. В перерыве между половинами стучали большие барабаны, солнце ушло, люди проходили мимо них, перекрикиваясь с другими рядами. — Никогда не видел, чтобы линейный так доминировал в игре, как Ван Камп, — сказал Консидайн. — Будь на нем темно-красная форма, он был бы прекрасен. В третьей четверти герой блокировал удар с рук и сам завладел мячом; через несколько розыгрышей его команда занесла мяч, и остаток игры прошел в захватывающих дух длинных пасах через стратосферу безумных криков. Кончилось. Кики и Алекс покинули стадион с притихшей огорченной половиной зрителей, наскоро повидались с друзьями и через полчаса поспешили к поезду. Им бы остаться наедине, но нашлось только одно свободное место, и Консидайн сел на подлокотник, ногами в проход. — Что ты хотел мне сказать? — спросила она. — Давай подождем до Нью-Йорка. — Нет, все-таки, — настаивала она. — Скажи мне — это о нас? — Ну… Да. — Что о нас — разве не все хорошо? Разве мы не на пике? Я просто не в состоянии ждать еще два часа. — И весело добавила: — Я знаю, о чем ты — ты меня бросаешь и не хочешь сделать это прилюдно. — Ну, Кики… — Тогда позволь тебя спросить. Первый вопрос: ты меня любишь? Нет, об этом не спрошу — немного боюсь. Лучше сама тебе скажу — я тебя люблю, даже если скажешь мне что-то ужасное, все равно. Она увидела, что он беззвучно вздохнул. — Значит, ужасное, — сказала она. — Значит, наверное, то, что я думала… — Голос у нее пресекся, в паузе уже не было веселья. Ей хотелось заплакать, и она спешно переменила тему. — Видишь того, за проходом? — прошептала она. — Люди позади говорят, что это Ван Камп из йельской команды. Он повернулся в ту сторону. — Не думаю. Он не поехал бы так сразу в Нью-Йорк. Но похож. — Наверное, он — с этими жуткими царапинами. Если бы не они, был бы красавец. — Это потому, что бежит с поднятой головой. — Все равно красивый — таких красивых мужчин я мало видела. Ты мог бы нас познакомить. — Я его не знаю. Да и вообще он слов не понимает — только сигналы. Он впервые пошутил за весь день, и у нее мелькнула надежда, но лицо его опять приобрело тяжелую серьезность, словно он пошутил на похоронах. — А может быть, он большой математик и думает числами, — продолжала она лепетать. — Может, обучается у Эйнштейна… Хотя Эйнштейн в Принстоне. — Наверняка у него отдельный репетитор, чтобы протащить его до выпуска. — У меня самой был в молодости. Ты не убедишь меня, что он глупый. Он посмотрел на нее насмешливо. — Тебе нравятся самые разные, а? Она прекратила разговор, взяла у него программку и просмотрела данные игроков. Левый гард Юберт Г. Ван Камп, Ньютонская ср. шк. 5′ 11″ [13], 159 [14], 21 год. Он был сверстником Консидайна, но только еще на втором курсе колледжа. В двадцать один год люди писали шедевры, командовали армиями. …в восемнадцать девушки кончали самоубийством из-за безответной любви — или преодолевали ее, или делали вид, что любви вовсе и не было. На следующей станции многие вышли, и Консидайн наконец смог сесть рядом с ней. — Теперь ты можешь говорить? — спросила она. — Да, и буду откровенен. Кики, ты нравишься мне больше всех девушек, что я знаю. Прошлым летом, когда мы… — Прошлым летом ты видел, как он играет? — Кто играет? — Этот парень, Ван Камп. Если ты видел прошлым летом, как он играет, почему вы не предложили ему больше денег, чем те? Он посмотрел на нее без улыбки. — Серьезно, нам надо внести ясность… — Ах, замолчи. — Что такое, Кики? — Вот себе и вноси эту ясность. Я уже два часа знаю, что ты собираешься мне сказать… — Я… — …и хочу быть брошенной со всеми формальностями. Вот твое кольцо — приобщи его к своей археологической коллекции… положи в карман. Человек с той стороны на нас смотрит — очень красноречивая сцена. — Кики, я… — Замолчи, замолчи, замолчи. — Ладно, — угрюмо сказал он. — Просто напиши мне письмо, и я дам его мужу. Я, может, выйду за Ван Кампа. Я даже рада, что ты заговорил — или не заговорил… заговорил, не заговорил. Сегодня вечером я выхожу с другим кавалером и хочу чувствовать себя свободной. А вот и станция… Как только они встали, она сразу ушла от него и быстро зашагала по проходу, в лихорадке натыкаясь на людей, стремясь во что бы то ни стало оторваться от него, схватила за локоть торопящегося пассажира, которому как будто уступали дорогу другие, и вместе с ним ее вынесло на платформу. |