Книга Я никогда не, страница 18 – Малика Атей

Мы с Бахти тем временем взяли Юна под руки с двух сторон для вариации канкана. Я сделала смелый мах ногой, о котором всегда мечтала, и мой мохнатый тапок слетел со ступни и сбил торшер возле одного из столов.

– Кора, кроме вас никто не танцует! – Юн попытался отвести меня к диванчику и усадить.

– Нет, нет, мужики не танцуют! – пропели мы с Бахти в один голос.

– Девочки. – Он приобнял нас, но мы замкнули круг и понеслись в сиртаки.

– Кора, твоя обувь. – Юн правильно подумал, что это меня образумит: вспомнив о тапке, я без предупреждения отпустила Бахти, так что она едва удержала равновесие, и отправилась к столику, который стерег мой слайдер.

За столиком сидели одни парни, четверо или пятеро – симпатичные прощелыги с платками в нагрудном кармане, в сладких облаках вейпов – они подали мой черный, с пушистым длинным мехом, тапок так галантно, будто это была золотая атласная туфелька.

– Доча, тост! – завопил Лесбек и протянул Бахти и Юну по рюмке. – А где наша Корочка? – спросил он, хотя я стояла как раз напротив и все слышала.

Размахивая рукой с вновь обретенным тапком, я продолжала что-то втирать собравшимся – они кивали мне и приглашали за свой стол, но я хотела к своим.

– Ко-ра, Ко-ра, Кор-лан, – начали скандировать Бахти и ее папа. – Коооо-рааа!

Юн вызвался забрать меня назад.

– Не забирайте ее! – возмутился стол с погасшим торшером.

– Она вернется, – пообещал Юн.

– Я вернусь! – Я страшно обрадовалась этой перспективе.

Юн взял меня под локоть.

– Какой ты сегодня, – я с трудом сфокусировала взгляд, – какой ты сегодня бесстрашный.

– Я поднимаю свой бокал… ^[19] – встретил нас отец.

– Чтоб выпить за твое здоровье! – подпели мы с Бахти.

– И не вином хочу быть пьян, – распелся папа.

– Папа! – прервала его Бахти. – Папа, это Юн!

– Олег! – К отцу подошел официант, кореец около сорока. – Олежа, они утверждают, что это – Юн.

– Стало быть, так оно и есть, – нашелся тот.

– Ну какой из него Юн! – нахмурился папа. – Ты его признаешь? Признаешь за своего?

– Папа, да он метис! Как я, полурусский! У него, как у меня, мама русская!

– Я Саша. – Юн протянул отцу руку для пожатия.

– Алегзандр, – сказала я.

– За полурусского корейца Александра Юна! – торжественно сказал отец. – Залпом.

Отец тут же снова наполнил рюмки.

– Мы должны выпить за нашу интернациональную Алматы, – сказал папа.

– Было, – помотала я головой.

– Александр Юн не пил за Алматы, – возразил папа.

– Том Джонс! – вскрикнула Бахти.

Мы не дали Юну времени на лимон и потащили танцевать.

– Много кислого есть нельзя! – прокричала Бахти.

– Особенно на ночь! – Я поддержала ее.

Том Джонс нас вымотал.

– Есть хочу. – Я открыла меню.

– Профитроли! – У Бахти загорелись глаза.

– Три порции профитролей, – сказал папа Олегу.

– А я хочу соленое и острое.

– И еще три порции соленого и острого, – добавил папа.

– Дядя Лесбек, вы забыли про Юна.

– Мне не надо, спасибо, я не, – замахал руками Юн, но отец Бахти и ему заказал все то же.

– Самое большое счастье, – сказал он с прибытием свежего графина, – это когда у мужчины есть дочь. Ты, Юн, этого еще не знаешь, но если тебе родят дочку – ты всю жизнь должен быть благодарен ее матери. Я Бахтише звоню вечером, она не колеблясь зовет: «Папа, приходи, нам с Корочкой без тебя скучно». Наша мама будет нас ругать, правда.

– Мы ей не скажем! – возразила Бахти.

– Дочь, она узнает.

– Мы по отдельности вернемся!

– Вот это другое дело. Другими словами – предлагаю тост за дочек.

Юн попытался отодвинуть бокал.

– Я не планировал сегодня, – начал оправдываться Юн.

– За меня я тебе пить не предлагаю, – серьезно сказал дядя Лесбек. – Но за наших Бахтишу и Корочку, за моих славных дочек, ты выпьешь стоя – и до дна.

– И без лимона! – подхватили мы с Бахти.

Закончив с гигантской тарелкой политых шоколадом заварных пирожных, я вдруг почувствовала, как меня клонит в сон.

– Я домой хочу. – Я потянулась за телефоном.

– Корлан! – Бахти разбрызгала соевый соус по всему столу. – Скажи нам лучше тост.

– Будет честно выпить за Юна. – Я встала с диванчика напротив, где сидела с Лесбеком, и зажала Юна с другой стороны от Бахти. – Если застать Алегзандра Юна врасплох, он даже перестает казаться…

Меня прервал парень, подошедший к нашему столу от того, куда я час назад обещала вернуться.

– Я прошу меня извинить, – парень заметил приподнятые бокалы, – просто мы с друзьями уходим, а мне бы очень хотелось снова вас увидеть.

– Ооо! – протянули Бахти с отцом, как тетушки в примерочной свадебного салона.

Я собиралась было дать ему свою визитку, но тут я увидела на нем такие же голубые брюки, как на Гастоне, и он резко показался мне совершенно недостойным моего номера.

– Я замужем, – сурово и презрительно ответила я парню.

Он что-то смущенно пробормотал и ушел.

– Все нормально. – Отец жестом остановил Бахти. – Наша девочка не захотела с ним знакомиться и вежливо, грамотно, мастерски, я бы даже сказал, с лету… с лету и мастерски, никого не обижая, никого не ставя в неловкое положение… – Он задумался. – Или ты замужем?

Я покачала головой, такой тяжелой от всей выпивки, что мне приходилось подпирать ее рукой.

– Когда в девятнадцать лет Бахти собралась замуж, – продолжил папа (Юн поперхнулся и получил несколько мощных ударов по спине с двух сторон), – я обрадовался и сказал, что во всем ее поддерживаю. Детям надо давать свободу, держать их при себе – это страшный, это непростительный эгоизм. Когда она собралась разводиться, я сказал, и слава богу, такое счастье – дочь вернулась.

Юн смотрел на меня большими глазами – я сначала не поняла, что его так удивило, широкие взгляды папы Бахти? – но тут до меня начало доходить, что Бахти никому не рассказывала, что была замужем – об этом не знает ни Юн, ни тем более Ануар. Еще четверть часа назад Юн под шумок мог бы узнать все подробности, но тут мы трое одновременно успокоились и притихли, и все, что было бы неловко сказать или сделать, снова стало неловко.