Онлайн книга «Фантомы мозга»
|
— Миссис Доддс, как вы себя чувствуете сегодня? — У меня болит голова, доктор. Вы знаете, они отвезли меня в больницу. — Почему вы приехали в больницу, миссис Доддс? — Ну, у меня был инсульт. — Откуда вы знаете? — Две недели назад я упала в ванной, и моя дочь привезла меня сюда. Мне сделали МРТ и рентген и сказали, что у меня инсульт. Очевидно, миссис Доддс знала, что произошло, и понимала, где находится. — Все ясно, — сказал я. — И как вы себя чувствуете сейчас? — Прекрасно. — Вы можете ходить? — Конечно, я могу ходить. В течение последних двух недель миссис Доддс лежала в постели или сидела в инвалидной коляске. После падения в ванной она не сделала ни единого шага. — А как насчет ваших рук? Вытяните руки. Вы можете ими пошевелить? Миссис Доддс, казалось, слегка раздражали мои вопросы. — Разумеется, я могу пошевелить руками, — проворчала она. — Вы можете пользоваться своей правой рукой? — Да. — Вы можете пользоваться своей левой рукой? — Да, могу. — Обе руки одинаково сильны? — Да. Но как далеко вы можете зайти в подобных расспросах? Как правило, врачи стараются не давить на больного из страха вызвать то, что невролог Курт Гольдштейн называл «катастрофической реакцией». По большому счету, этот термин — медицинский жаргон для «рыданий»: другими словами, защита больного рушится и он начинает плакать. Однако, подумал я, если сперва хорошенько его подготовить и только потом столкнуть лицом к лицу с собственным параличом, возможно, такой реакции удастся избежать [81]. — Миссис Доддс, вы можете коснуться моего носа правой рукой? Она сделала это без проблем. — Можете ли вы коснуться моего носа левой рукой? Ее парализованная рука неподвижно лежала перед ней. — Миссис Доддс, вы касаетесь моего носа? — Да, конечно, я касаюсь вашего носа. — Вы в самом деле видите, как прикасаетесь к моему носу? — Вижу. Моя рука в двух сантиметрах от вашего лица. Это была откровенная конфабуляция, почти галлюцинация. Ее зрение было в порядке. Она прекрасно видела свою руку и все же настаивала на том, что она движется. Я решил задать последний вопрос. — Миссис Доддс, вы можете хлопнуть в ладоши? — Разумеется, могу, — терпеливо ответила она. — Хлопните, пожалуйста, один разочек. Для меня. Миссис Доддс взглянула на меня и принялась делать хлопающие движения правой рукой. — Вы хлопаете? — Да, я хлопаю, — ответила она. У меня не хватило мужества спросить ее, действительно ли она слышит хлопки, но, если бы я это сделал, мы, пожалуй, нашли бы ответ на вечный коан (загадку) дзен-буддизма — как звучит хлопок одной ладони? Впрочем, не обязательно ссылаться на коаны, чтобы понять: миссис Доддс представляет нам загадку, разгадать которую не проще, чем осознать недвойственную природу реальности. Почему эта женщина — милая старушка, которая по всем признакам находится в здравом уме и способна четко излагать свои мысли, — отрицает, что парализована? В конце концов, почти две недели она была прикована к инвалидному креслу. Должно быть, ей множество раз хотелось что-то схватить или просто протянуть левую руку, но все это время та безжизненно лежала у нее на коленях. А главное, как она может «видеть», что касается моего носа? На самом деле конфабуляция миссис Доддс находится на крайнем конце шкалы. Чаще всего пациенты с отрицанием придумывают нелепые оправдания своей неспособности задействовать левую руку. Во всяком случае, большинство не утверждает, что действительно видит, как парализованная конечность шевелится. Например, когда я спросил женщину по имени Сесилия, почему она не трогает мой нос, она раздраженно фыркнула: — Но, доктор, эти студенты-медики приставали ко мне весь день! Мне это надоело. Я больше не хочу двигать рукой. Другая пациентка, Эсмерельда, выбрала иную тактику. — Эсмерельда, как дела? — Отлично. — Вы можете ходить? — Да. — Вы можете двигать руками? — Да. — Вы можете пользоваться правой рукой? — Да. — Вы можете пользоваться левой рукой? — Да. — Можете ли вы указать на меня правой рукой? Она указала на меня правой рукой. — Можете ли вы указать на меня левой рукой? Левая рука неподвижно лежала перед ней. — Эсмерельда, вы указываете? — У меня тяжелый артрит; вы же знаете, доктор. Это больно. Я не могу сейчас пошевелить рукой. Иногда она прибегала к другого рода оправданиям: — Вообще-то, я никогда не владела левой рукой так же хорошо, как и правой, доктор. Наблюдение за такими пациентами подобно наблюдению за природой человека через увеличительное стекло; это напоминает мне обо всех аспектах человеческой глупости и о том, насколько все мы склонны к самообману. Ибо здесь, в одной пожилой женщине в инвалидном кресле, я вижу комически преувеличенную версию всех тех механизмов психологической защиты, о которых говорили Зигмунд и Анна Фрейд в начале двадцатого века — механизмов, используемых вами, мной и всеми остальными, когда мы сталкиваемся с тревожными фактами о себе. Фрейд утверждал, что наш разум применяет эти психологические трюки для «защиты эго». Его идеи обладают такой интуитивной притягательностью, что многие из предложенных им терминов проникли в повседневный язык, хотя никто не думает об этих явлениях как о подлинной науке, ибо сам Фрейд никогда не проводил экспериментов. (Мы еще вернемся к Фрейду позже, когда будем обсуждать роль анозогнозии в экспериментальном изучении неуловимых аспектов психики.) В самых крайних случаях пациент не только отрицает, что рука (или нога) парализована, но и настаивает, что рука, лежащая на постели рядом с ним, его собственная парализованная рука, принадлежит не ему! Недавно в реабилитационном центре Ривермид в Оксфорде (Англия) я схватил безжизненную левую руку одной женщины и поднял ее с одеяла. — Чья это рука? Она посмотрела сначала на руку, потом мне в глаза и воскликнула: |