Онлайн книга «Дети грозы. Книга 2. Ее высочество Аномалия»
|
– Если она будет спрашивать, где я – ты не знаешь, – велел Дайм. – Разумеется, не знаю, – невиннейшим тоном ответил Герашан. – Совершенно незнакомый интерьер за вашей спиной, шеф. Кстати, шеф, что там с моим следующим званием? – Не обнаглели ли вы в корягу, капитан? – Никак нет, полковник. Но если не звание, то может быть, отпуск? За последние двенадцать лет. – Пиши запрос в контору, капитан, – ухмыльнулся Дайм. – Когда там кто-нибудь появится, непременно рассмотрят. – Я вам уже докладывал, полковник, что мой шеф – тиран и самодур? – Восемнадцать раз. – Ну тогда сразу дважды, для ровного счета. – Дважды тиран и дважды самодур… хм… пора гордиться. Такая репутация у подчиненных дорогого стоит. – Все трепещут, шеф, и произносят ваше имя с благоговейным придыханием. О! Слышите? Вот так! – Герашан замолк, давая Дюбрайну возможность насладиться воем голодного лича где-то под окнами. В этом вое явственно различалось «Суки! Ненавижу!» – Хорошо поет, – мечтательно прижмурился Дюбрайн. – Душевно! Гвардия Альгредо тоже ловит беднягу? – Все утро. Шеф, может, пора поймать кого-нибудь? – Поймаем, но не так сразу. Держи циркуляр, Суард объявлен зоной магической опасности четвертого уровня. Гражданскому населению рекомендуется валить к шисам собачьим. Дюбрайн щелчком пальцев отправил Герашану официальные бумажки, прямо через зеркало. Тот их просмотрел и восхищенно присвистнул. – Люкрес и Саламандра подписали это?! Как вам удалось, шеф? – Не мне. Полпреду Конвента. «Четкая координация действий и взаимопомощь между конторами… – …залог безопасности государства», – процитировал устав Магбезопасности Герашан. – Дивны дела ваши, о Близнецы. – Работайте, капитан, работайте. Молиться будете потом. – И спать тоже… – проворчал Герашан под нос. На что Дюбрайн только ухмыльнулся и погасил зеркало. И без паузы, тем же жестом подвесил перед Роне кружку шамьета со сливками. – Светлого утра, мой темный шер. – Мне нравится твой настрой, мой светлый шер, – сев в постели и отпив глоток в меру горячего и в меру сладкого шамьета, отозвался Роне. – Как ты слышал, ужасную нечисть так и не поймали. Видимо, провалилась в Ургаш. – Ай-ай-ай! – послышалось тихое, но возмущенное из-под кровати. – Тюф хороший, Тюфа нельзя в Ургаш! – Обнаглел в корягу, кучка костей, – усмехнулся Роне. Под кроватью обиженно завозились, но спорить не стали. И вылезать тоже. А за окнами снова завыло, почему-то сразу с двух сторон. Роне вопросительно поднял бровь: – Шер Кельмах успел размножиться? – Ну что ты, мой темный шер. Это всего лишь феи-пересмешники. Лич сидит в башне Заката и рассказывает Зефриде, как он был неправ и как сильно раскаивается. – Ты спрятал его… о добрые боги! – Роне рассмеялся и чуть не пролил остаток шамьета. – Магбезопасность с чувством юмора… с ума сойти… Дайм только хмыкнул и, прикрыв глаза, отпил еще шамьета. А Роне… он сам не понял, почему в груди защемило и перехватило дыхание. Ничего же не случилось. Ровным счетом ничего. Просто… все было слишком хорошо. Как прекрасный сон. Как сказка. Мысль о скоротечности сказок Роне отогнал. Дурные предчувствия – вернейший путь к дурным событиям. К Мертвому их. Все будет хорошо. Уже хорошо, прямо сейчас. Пока Дайм мечтательно жмурился – не столько наслаждаясь шамьетом, сколько вспоминая собственный сон, о чем ясно говорило его возбуждение – Роне выскользнул из постели и, как был обнаженным, приблизился к нему. Опустился на колени у кресла, между ног Дайма. Положил ладони поверх его рук, обнимающих чашку с шамьетом. И шепнул: – Ты пахнешь Грозой, мой светлый шер. Вспышка эмоций Дайма на миг ослепила Роне – хрупкое недоверчивое счастье, нежность, потребность защитить свою возлюбленную, восторг, сводящее с ума желание… и крохотный отзвук сомнения: примет ли это все Роне? Не будет ли ему больно? – Я счастлив твоему счастью, мой свет, – ответил на невысказанный вопрос Роне, пряча подальше обжегший его стыд. Он так и не сказал Дайму всей правды. В отличие от Дайма – тот не стал ничего скрывать. Доверился Роне. Истинно светлый шер. Проклятье, но не говорить же ему прямо сейчас: я обманул тебя, дружище, я взял ее первым. Испортить Дайму это прекрасное утро было бы как-то уж совсем подло и цинично. Потом. Он обязательно все расскажет потом. А сейчас… Сейчас Роне притянул Дайма к себе и прижался щекой к щеке, впитывая окутывающий его запах грозы и шамьета, его такое хрупкое и такое драгоценное доверие. И – отдавая свое. Доверие, понимание, любовь. Свой дар. Хрупкий, драгоценный миг слияния душ, когда мир рассыпается на осколки и воскресает вновь – один на двоих. Изумительно цельным, ярким и правильным. Миром, где свет и тьма – лишь две стороны одной любви. Миром, где прохладная, нежная гроза обнимает их обоих, щекочет ноздри запахом свежести и весны, ласкает дождевыми струями, растворяет их в себе – и сама впитывается в них обоих, и капли шепчут: «Я люблю тебя, Дайм, мой Дайм…» «Я люблю тебя, Дайм. Мой свет», – повторил Роне. Одними губами, потому что горло перехватило от какого-то странного чувства. Может быть – нежности. Может быть – восторга. Может быть – от ощущения яркости и неповторимости именно этого мгновения. Или просто от счастья жить, по-настоящему жить, только здесь и сейчас, без прошлого и будущего – ослепительно прекрасным настоящим моментом… Сколько длился этот момент, Роне понятия не имел. Он не задумывался о таких странных и далеких материях, как время. Ему достаточно было обнимать Дайма, защищать и изучать его – потоками одной на двоих магии. Без слов, но идеально понимая друг друга. Просто даря этот миг ослепительной радости бытия друг другу. «Я дарю тебе мое сердце, мою жизнь и драконью кровь в моих жилах», – звучали слова Единения в каждом касании магических потоков, в каждом вдохе, в каждом биении пульса, одного на двоих. И Роне был уверен: Двуединые слышат. Они здесь, со своими детьми, плотью от плоти своей, кровью от крови. И если сейчас сказать эти слова вслух – Дайм повторит, не сомневаясь ни мгновения. Роне почти сказал. Почти успел. Не забыв ни о Шуалейде, ни о Линзе. Нет. Просто нужно было – сейчас, вдвоем. И будь что будет. – Дайм, я… дарю тебе… – начал Роне, и тут в дверь башни Рассвета ударила чья-то тяжелая рука. – Именем императора! – прогрохотал магически усиленный голос голема. В башне Рассвета лейтенант Диен не нашел ничего – и, главное, никого! – постороннего или подозрительного, если не считать полирующего колбы в лаборатории Эйты. Даже сам Роне толком не понял, как Дюбрайн умудрился исчезнуть сам и убрать все следы своего присутствия, а заодно припрятать гоблинского шамана. Конечно, если бы не исчез и не припрятал, вдвоем они бы и лейтенанта Диена уж как-нибудь обезвредили. Ради Дайма Роне готов был на открытый конфликт с императором, Конвентом и самим Мертвым. Но – повезло. |