Онлайн книга «Самшитовый лес»
Он нервно засмеялся. – Тебе не кажется, что речь здесь идет о чем-то большем, чем достижение взаимопонимания? – спросил он. – Больше здесь ничего нет. Не так мало, а? – сказал я. – Что ты имеешь в виду? – Милочка моя, – сказал он, – речь идет о власти над миром. Вот так так… – Тю-ю… – сказал я, а больше ничего не мог сказать. Он подумал. – Я всегда знал, что ты в общем недалекий человек, – сказал он. – Я тоже, – сказал я. – Но меня это устраивает. А как ты себе представляешь власть над миром и что вообще это означает?.. И вообще на кой черт она нам нужна? – Ладно, последний раз тебе предлагаю, – сказал он. – Что предлагаешь? Власть над миром? – Да. Тут я засмеялся. – Весь мир, да? И чтобы у нас над ним власть?.. Ну ладно, давай. Как ты себе это представляешь? Он задумчиво почесал нос. – Записывать то, что есть в нас, неинтересно, – сказал он. – Тут ты прав. Мы не дети. Накопился всякий мусор обид и прочего в том же роде. Интересно будущее. А это надо вообразить. Если записать то, что я воображаю… или ты, – добавил он, подумав, – свои идеалы… как, например, я себе представляю хорошую жизнь… на самом деле… то есть все потаенные желания, все вожделения, вообще все – понимаешь? – Ну-ну… – жадно сказал я. – Продолжай. – А-а, – протянул он, – и тебя заело? – Заело, – сказал я. – Так вот. Можно будет навязать свой вариант жизни всему остальному человечеству… Больше того… Заставить его хотеть жить как мне угодно. Им будет казаться, что это добровольно. – Ну-ну… – Что «ну-ну»? – А как ты это сделаешь? – Чепуха, – сказал он. – Запускаем несколько спутников и с них ретранслируем поле на весь земной шарик. Он так и сказал: «шарик». А я вспомнил, как мы два часа шли до бензоколонки по хрустящему снегу и какая была огромная земля на закате, а ведь всего было шесть километров. И казалось, что земля плоская, как до Магеллана, и как это было приятно. – Представляю, – сказал я. – Да, – сказал он. – Вот так. И отошел к окну. А за окном под снежком бежали люди. Власть-то была у них. А теперь, стало быть, власть будет у нас. Я никогда не задумывался над тем, люблю ли я людей. Не то чтобы кого-нибудь отдельно, а всех скопом. А сейчас вдруг понял: люблю. Я теперь могу сделать так, чтобы они все ко мне хорошо относились. Я теперь буду встречать одни улыбки, и все меня будут любить, прямо-таки обожать, и будут счастливы оттого, что любят меня больше всех. Я тогда и работать, наверно, перестану, а буду только ходить по гостям, сопьюсь, наверно, а? – Чудовищно, – сказал я. – Почему? – сказал он. – Им же будет казаться, что это добровольно… А раз добровольно, следовательно, и они будут счастливы… Знаешь что?.. – Что? – Можно будет даже не запускать спутников, а воспользоваться уже летающими… Их сейчас до черта летает… На первый случай… А потом они сами будут их запускать, добровольно. Представляешь? – Нет, – сказал я. – Какого черта?! Ты смеешься надо мной? Скажи прямо? – Нет, – сказал я. – Просто не представляю, какие такие у тебя идеалы, чтобы из-за них стоило хлопотать. – А ты вполне счастлив? – спросил он. – А как же насчет взаимопонимания всех? – спросил я. – Значит, нет. А хочешь счастья? – Каждый хочет. – Можешь попробовать. – То есть? – Сейчас, – сказал он. Мне это не приходило в голову. – А кто будет пробовать? – спросил я. – Да… это вопрос… Тот, кто попробует первый, заставит другого… ну и так далее… – Чушь какая, – сказал я. – Ну, бросим жребий. – Нет… – сказал он. – Жребию я бы не подчинился… Это дело слепое. Я подумал: куда девалась его робость, его вежливость, его почтительность? Ведь когда он появился, у него вид был такой: ешь меня с маслом, и все тут, благоговею, и все дела. Посмотрели бы на него сейчас те, которые верили в его ангельские качества. – Тогда не знаю, – сказал я. Он весь дрожал. Рот у него всегда был маленький и женственный. Теперь он его стиснул так, что рот у него стал похож на куриную гузку. – Есть способ, – сказал он. – Какой? – Борьба. – Ты способен на то, чтобы драться со мной? – спросил я с интересом. – Да. Он вытащил пистолет и направил на меня. «Интересно, откуда у него оружие?» – подумал я. Он почти касался панели с пусковыми кнопками. – Болван ты, – сказал я. – Отойди от панели. Хочешь пробовать, пробуй на мне, черт с тобой. – Ты правду говоришь? – спросил он и взвел курок. – Я же могу проверить. – Проверяй, пожалуйста, – я пожал плечами. Соображать надо было быстро. Но на улице был снежок и шли люди. Теплые, мягкие парни, девушки. И все со своими собственными желаниями. Я как подумал, что этот подонок может сделать с девушками… Или со старухами. Он всегда не любил старух. Он же их просто уничтожит. Когда старушка одна идет по улице, мне плакать хочется. Я маму вспоминаю. – Не трусь, – сказал он голосом сильного человека. – Я тебя не трону. Ты правда согласен? – Правда. И тут я понял. Вспомнил, кого он мне напоминает. Неудивительно, что я не сразу догадался. Мы разбаловались, отвыкли, пропал иммунитет. Привязали тип к признакам быта, к канарейкам, устарелой мебели. Мещанин. Вот кого он мне напоминает. Озверелого мещанина. Резерв фашизма. Самый загадочный феномен предыдущей исторической эпохи, последний социально исторический тип. С исчезновением классов можно уже говорить только о типе психологическом. И я подумал: «Интересно, черт возьми, а что, если попробовать?» – Попробуем, – сказал я. – Смотри, без дураков. – Дураков нет, – сказал я. – Я вступаю с тобой в коалицию. Тебе всегда будет нужен смышленый помощник. Он не сразу заговорил, сначала помолчал. – Теперь верю, – сказал он. – Господи, почему? – спросил я. – Я вижу у тебя реальный интерес. Возможность уцелеть заставляет тебя согласиться на ограничение твоих вожделений. – Да, на ограничение, – сказал я. – Не горюй, – доброжелательно и презрительно сказал он. – И потому это все временно. Для меня это только начало. Потом я улечу, и ты останешься хозяином земли. Ну, конечно, с подчинением центральной планете, которую я выберу в Солнечной системе. А потом в галактике. Земля, конечно, провинция, но еще Юлий Цезарь сказал: лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе. Так что не огорчайся. |