Книга Белый олень, страница 32 – Кара Барбьери

– Нет, – отрезала я. – Я не испугалась. Я разозлилась.

Когда мы оказались в лагере, беседа прекратилась. Обе наши спутницы спали на походных постелях, гигантский снежный барс привалился пятнистым телом к хозяйке. При каждом его вдохе рана на задней лапе ярко выделялась на белой шкуре красной полосой. Рекке свернулась клубком и слегка постанывала во сне. Мое сердце сжалось от этого зрелища.

– Мы ничем не можем ей помочь, – проронил Сорен, останавливаясь рядом, однако в его глазах явственно виднелось отвращение.

Я раскатала спальный мешок на противоположной стороне поляны, стараясь оказаться как можно дальше от спавших спутниц. Не хотелось искушать судьбу в присутствии старшей гоблинши. Страх прогарцевал ко мне, лениво моргая сонными карими глазами. К его седлу были приторочены лук со стрелами и топор. Я отвязала их и поместила рядом так, чтобы легко дотянуться в случае очередной попытки покушения или неожиданного нападения на лагерь. Жеребец фыркнул и стукнул копытом по сухой пыльной почве. В ответ я лишь покачала головой.

– Прости, приятель. Травы здесь нет. – Он прижал уши, и я добавила: – У меня тоже ничего съестного нет. Будем голодать вместе.

Я ворочалась на походной постели, стараясь устроиться поудобнее, когда поток воздуха всколыхнулся, намекая, что кто-то лег рядом со мной. Я напряглась. Сорен был так близко, что можно было почувствовать исходившее от него тепло. Как и прежде, мое тело отчаянно жаждало согреться. Дыхание гоблина было спокойным и глубоким, звук убаюкивал.

– Оставь меня в покое, – проворчала я.

– Ты знаешь, что могла бы и поесть. – Он перекатился на бок, чтобы взглянуть мне в лицо.

– Не люблю сырое мясо, – отозвалась я. – Неважно, что я в состоянии им питаться, мне просто противно.

– Делай, как считаешь нужным. – «В конце концов ты сдашься», – говорили его глаза.

Я нахмурилась и снова постаралась найти удобное положение на постели. Плащ из медвежьей шкуры лежал с другой стороны от Сорена, но если я пододвинусь к нему ближе, то утром окажусь в том же положении, что и в прошлый раз. А слушать комментарии Рекке насчет наших отношений с лордом я не хотела.

– Попробуй уснуть, – мягко произнес он.

Веки сомкнулись сами собой, и я одну за другой расслабила мышцы, хотя не замечала, что они были напряжены. Быстрая скачка, нападение охотников, обрушившаяся земля и недавнее открытие до сих пор эхом раздавались у меня в голове, как стук барабана. Сквозь чахлые деревца дул ледяной ветер, заставляя меня дрожать всем телом, но вскоре я почувствовала, как меня накрыла медвежья шкура. Когда я повернулась, чтобы кинуть на Сорена неодобрительный взгляд, тот лежал не шевелясь и притворялся спящим.

– Не нужно обо мне заботиться, – упрекнула я его. Стена между нами и без того очень быстро рушилась. Поэтому я отчаянно цеплялась за последние остатки защитной брони, даже если это казалось напрасной тратой времени.

Тем не менее я укуталась в плащ с головой, наслаждаясь его мягкостью. Любая толика тепла в этом промерзшем месте была истинным благословением.

– Яннеке, – раздался в темноте шепот Сорена.

– Что?

– Пообещай мне, что не причинишь себе вреда, какое бы решение ни приняла. Не думаю, что смогу жить с подобным грузом. – Он впился в меня взглядом, и я почувствовала, как тону в светло-фиолетовых глазах.

– Конечно же сможешь. Ведь я всего-навсего человек.

– Ты на самом деле так думаешь? – спросил он серьезно. – Или это просто твоя отговорка?

Я промолчала.

Сорен протянул руку и провел большим пальцем по моей щеке. Я вздрогнула, но не от страха. В глубине души разгоралось какое-то чувство, которое становилось все сложнее игнорировать. Нечто в мягкости его тона и ласках, в странном сочетании гнева и заботы в его глазах неотвратимо манило меня. Да, стены рушились и броня истончалась, а на смену им приходили мысли, призывавшие впустить его, и опалявшее желание чего-то, что я сама не вполне понимала.

Где-то вдалеке раздалось уханье совы, призывавшей свою пару. Сорен по-прежнему не отрывал от меня смягчившегося взгляда. Жар прокатился по моему телу и обосновался в животе.

– Пообещай, – снова прошептал светловолосый гоблин.

Веки уже опускались, и усталость навалилась так, что не оставалось сил сопротивляться. Я свернулась в клубок и начала погружаться в сон.

– Хорошо, – пробормотала я напоследок. – Обещаю.

И второй раз уснула в его теплых объятиях.

* * *

Вокруг меня высился непроходимый темный лес. Пышный слой листвы шелестел при каждом моем шаге, скрывая окружающий мир. Я бежала с топором в руке и луком за спиной и пронзительно кричала. Они были где-то здесь, в чаще: отец, мать и сестры. Они были неподалеку. Я не могла позволить себе усомниться в этом ни на секунду. Перепрыгивая через поваленный ствол, я ощутила запах дыма.

– Сходи за дровами, – велела мама. – Чтобы ребенок Аветты вырос крепким, нужно поддерживать в доме тепло.

Моя красавица сестра с длинными каштановыми волосами, немного выгоревшими на солнце, прижала младенца к груди. Зима выдалась более суровой, чем обычно, и если молоко пропадет, мой племянник наверняка погибнет.

Воспоминания неотвязно преследовали меня, как и запах дыма, щекотавший ноздри. Одна мысль возникала снова и снова: я должна была остаться с ними. Я должна была остаться с ними. Я должна была остаться с ними.

Я же трусливо нырнула в подземную речушку, как только услышала боевой клич гоблинов. Я оказалась трусихой, которая предпочла спасти свою шкуру, а не умереть рядом с семьей. Я была трусихой, потому что точно знала, как спастись, но никого не позвала за собой.

Теперь я стояла одна посреди пустого поля, на месте которого раньше была деревня, пока в воздух поднимались клубы зловонного фиолетового дыма. От запаха горелого человеческого мяса к горлу подкатила тошнота, и, пока я шла через выжженные развалины домов, невольно натыкалась на трупы знакомых людей. Женщины с застывшим на лицах выражением бесконечного ужаса и боли; мужчины, умершие с оружием в руках, прикрывавшие телами любимых; дети, лежавшие на земле с раздробленными черепами. У некоторых из них до сих пор на костях оставалась плоть, и вороны кружили над головой в ожидании возможности наброситься на мертвечину. Другие же погибшие обгорели настолько, что остались лишь обугленные останки. Я запнулась о сваленные грудой трупы и в поисках опоры уперлась в детский череп. На нем оставалось как раз достаточно кожи и плоти, чтобы различить красивые каштановые волосы с рыжеватым оттенком и темные глаза. Маленький сынок Аветты… Я с воплем отшатнулась, и в ладонь впилось что-то острое. Пальцы нащупали погнутый железный гвоздь, единственный предмет, который пережил кровавую расправу.

Затем громоздившиеся вокруг тела рассыпались пеплом на ветру и исчезли, пока выжженная дотла земля не опустела. Передо мной теперь стоял олень с белоснежной шкурой, взрывая копытом когда-то плодородную почву.