Книга Белый олень, страница 51 – Кара Барбьери

Я кипела от ярости. Спеть ему песню? Желание петь покинуло меня в тот момент, когда деревня обратилась в прах. Ни одна колыбельная, баллада или охотничья речевка не пережила разрушения. Спеть ему песню! С тем же успехом мог попросить меня достать с неба звезду.

Попробовать договориться с никсом? Да, и застрять здесь навечно, пока Сорен умирает.

– Я не знаю никаких песен, – заявила я снова, на этот раз более настойчиво. – Поэтому не смогу тебе ничего спеть. Ты можешь попросить что-то другое?

– Ты не знаешь песен? – Он разразился жестоким, горьким смехом. – Ты их знаешь множество! Они все у тебя в голове. Думаешь, боль можно держать внутри вечно безо всяких последствий? Нет! Именно поэтому асы и ваны ^[7] вручили нам дар музыки и речи. Ты знаешь песню, дитя, но если не сумеешь отыскать ее в сердце, то я не смогу тебе помочь. Твой возлюбленный погибнет, а идея отпустить тебя… Не думаю, что она мне нравится.

– Ну, хорошо, – сдалась я, сжимая пальцы на рукоятке стилета. – Ладно! Дай мне время поразмыслить.

– Сколько угодно! – Странный собеседник печально кивнул. – Минута, час или тысячелетие – для меня это не имеет значения.

Тон его голоса заставил меня вздрогнуть. Я провела с безумцами достаточно времени, чтобы понимать их опасность. Вне зависимости, был то несчастный влюбленный никс, проведший в одиночестве целую вечность, или зараженный сумасшествием Лидиан, следовало быть крайне осторожной. Одно неверное движение…

Я ощутила укол страха. Если бы я была обычной человеческой девушкой, то могла бы тоже сойти с ума. Или если бы прожила в темноте пещер так же долго, или если Лидиан, истязая меня, добился своей цели, то я была бы ничем не лучше их. Я отмахнулась от этой мысли, возвращаясь к поставленной задаче.

Песня. Не представляю, насколько плохо я пою теперь, а уж отыскать в сердце песню… Соберись, Яннеке! Если ты не справишься, Сорен умрет. Раз уж я пережила набег на деревню, гибель семьи, пытки Лидиана, постоянные драки и Королевскую Охоту, то какую-то дурацкую песню спеть точно смогу.

– Хорошо, – я глубоко вдохнула, – еще пару минут. Мне просто нужно немного вдохновения.

Никс широко улыбнулся, обнажив несколько рядов острых зубов, один позади другого. Я вздрогнула от этого зрелища – его пасть ничем не уступала акульей – и пожалела мертвых девушек, которым приходилось целовать эти губы.

– С этим, пожалуй, я могу помочь. – Он протянул мне ладонь. Кожа была теплая и скользкая, словно грязь или болотная тина, но хватка оказалась крепкой. Затем странное существо наклонилось и укусило меня. Я отдернула руку и заметила маленькую струйку крови, выступившую на запястье.

– Что ты сделал?

– Подарил тебе вдохновение.

Кровь быстро перестала течь, зато я ощутила резкий приступ головокружения и едва не упала. Верх и низ, лево и право перемешались, и мир раскололся на яркие осколки образов.

«Ты мертва? – Я хорошо знала этот голос. Он заставлял меня содрогаться от страха, кричать и плакать. Он отобрал у меня все. – Не умирай. Сначала ответь мне! Я должен знать! – Я заморгала, пока перед глазами вихрем проносились воспоминания. Вот меня тащат на веревке вслед за скачущим конем. Пытают каждую ночь. – Ты мертва, дитя? Ты мертва? Нет? Хорошо. Не беспокойся, скоро все закончится».

В груди расцвела боль, такая сильная, что вынудила согнуться, цепляясь за живот и задыхаясь, пока волны боли и образов, которые я так отчаянно пыталась забыть, бушевали в сознании.

Меня словно накрыло толстым одеялом, которое душило и не давало вдохнуть: проникавшие под кожу силы Хелки, молодого гоблина, Эльвиры и линдворма, тяжесть смертей Страха и Рекке. Все это навалилось на меня и грозило выдавить жизнь по капле.

Горло горело от непролитых слез и невысказанных слов. Текст песни всегда был на самом дне моей души. Окровавленная рука, хватавшаяся за плащ нового молодого хозяина; надвигавшаяся тьма после пыток и надежда, которую топтали снова и снова; ледяное отчаяние, охватывавшее всякий раз, когда во снах мертвые родственники бросали на меня разочарованные предательством взгляды. Все, что я так стремилась забыть, выбиралось теперь на поверхность.

Речная вода облегчала боль от ожогов. Ложь и секреты градом обрушивались на меня, причиняя невыносимые страдания. Внутренности разрывал такой беспощадный голод, что его невозможно было игнорировать. Но этот голод касался не только еды и воды, я жаждала крови и отмщения, любви и признания.

Мой голос перестал дрожать и обрел властные нотки. Я выпрямилась и с презрением взглянула прямо в глаза никсу, который радостно трепетал, слушая слетавшие с моих губ мучительные признания. Его расчетливый острый взгляд будто обнажал душу и видел меня насквозь.

Но даже он не имел надо мной власти. Никто больше не имел. Только если я сама того пожелаю. Ничьи руки не коснутся кожи против моей воли, ничьи губы не прижмутся к моей плоти, пока я сама того не захочу. Я принадлежала только себе. Долго подавляемые остатки боли и страха выбирались на поверхность, но я стойко противостояла их натиску.

Я была жива и дышала, сопротивляясь каждую секунду. Насмешливый голос, снова и снова спрашивавший, почему мое сердце до сих пор бьется, превратился лишь в отдаленный шум в ушах. Я громко и с вызовом выплюнула следующие слова песни.