Книга Сердце яростное и разбитое, страница 73 – Бриджид Кеммерер

– Что она потребует от тебя? – спрашиваю я. – За то, что ты нарушил соглашение?

– Скорее всего, она запросит больше, чем я готов ей предложить.

Я думаю о своей матушке и понимаю, что Айзек прав. Когда он просил разрешения сопровождать нас в Силь Шеллоу, то упомянул, что у моей матушки есть то, что для него очень дорого.

Айзек подкладывает в кучу очередную карту. На ее уголках образовался иней, который тут же тает.

– Я заплачу любую цену, которую она назовет, и вернусь домой.

Я не могу определить, то ли в его голосе звучит тоска, то ли разочарование, или же и то и другое.

– Чем же она таким владеет? – тихо спрашиваю я.

– Тем, что мне дорого, – отвечает Айзек. – Я не хотел покидать ледяные леса. Скрейверов не так много, и наши женщины за всю жизнь могут выносить лишь одного ребенка. Когда колдунов уничтожили, мы остались без защиты. Соглашение с Силь Шеллоу обеспечило нам некоторую безопасность. Нарушение соглашения ставит всех нас под угрозу.

– Должно быть, это что-то очень ценное, – замечает Грей, – раз ты готов так рисковать.

– Я не намеревался отлучаться так надолго, – Айзек уныло улыбается, обнажая острые клыки. – Я не думал, что меня поймают.

– Я видел, как ты сражался в Глухой Лощине, – говорит Ноа. – Как так вышло, что тебя вообще поймали?

– Я доверился не тем, кому стоило бы, и стрела, выпущенная метким стрелком, – он поднимает руку, чтобы показать черную полоску шрама, который уходит под его крыло. Скрейвер переводит взгляд на меня. – Я буду очень признателен вам, принцесса, если вы замолвите за меня словечко перед своей матушкой.

– Непременно, – я заливаюсь румянцем, после чего хмурюсь. – Только тебе следует знать, что матушка редко прислушивается к моему мнению. Я могу оказаться бесполезным союзником, Айзек.

– Она опекает своего ребенка, и это нелегкое дело, – говорит он.

Я невесело усмехаюсь.

– Можно и так думать.

– Тем не менее, я буду перед вами в неоплатном долгу.

– Я сделаю все, что в моих силах, – с чувством говорю я.

Грей смотрит на меня.

– Твоя матушка – глупая женщина, если она не прислушивается к твоему мнению. Я не знаком с твоей сестрой, но мне трудно представить, что у нее больше здравого смысла и сострадания.

Как и прежде, его голос звучит слишком серьезно, а слова кажутся слишком откровенными.

– Моя матушка не ценит сострадание, – говорю я.

– Получается, она глупая женщина.

Я тихо смеюсь.

– Ты уже это говорил.

– Рэну следовало слушать тебя и вести с тобой переговоры. Тебе небезразличен народ Эмберфолла.

– Да, – серьезно киваю я. – Небезразличен.

– Рэн тоже глупый.

По другую сторону костра Ноа смеется себе под нос.

– Тебе следует еще поспать, Грей, – говорит он.

Грей не сводит с меня взгляда.

– Ты сбежала через камин.

Я улыбаюсь.

– Да, так и было.

Он продолжает оставаться серьезным.

– Ты остановилась, чтобы помочь Тайко.

– Я помню.

Он не улыбается.

– Ты рисковала собой, Лия Мара, – говорит он. – Тебя могли поймать.

Я делаю вдох, чтобы сказать, что я не могла оставить мальчика висеть на стене и истекать кровью, как я не могла позволить матушке убить дочь зверолова, прятавшуюся в лесу. Однако Грей поднимает руку, чтобы дотронуться до выбившихся прядок, обрамляющих мое лицо, и у меня перехватывает дыхание.

– Храбрая девчонка, – говорит он.

Еще никто не называл меня храброй. Меня называли умной. Крепкой. Прилежной. Доброй.

Храброй – никогда. Мое сердце быстро колотится у меня в груди.

Где-то вдалеке раздаются раскаты грома. Айзек шуршит крыльями и смотрит вверх.

– Воздух обещает нам дождь. Скоро.

Рука Грея падает вниз.

– Как скоро?

– В течение часа, я бы сказал.

Мое сердце никак не может успокоиться. Грей собирает карты.

– Разбуди Джейка и Тайко. Нам нужно найти укрытие.

* * *

Дождь начинает лить еще до того, как мы оказываемся к этому готовы, и настроение у всех ухудшается. Слева от нас возвышаются горы, огромные и черные в полуночной тьме. Мое сердце замирает при их виде.

Дом. Дом находится по другую сторону гор. Завтра я, может быть, буду спать в своей кровати в окружении теплых одеял и стопок книг, а еще пить столько теплого чая, сколько захочу.

Грея, скорее всего, приставят к моей сестре и заставят предъявить свое право на трон.

Меня же затолкают в тень, чтобы я не мешала важным людям заниматься важными делами.

От этой мысли мне становится больно, и я пытаюсь перестать думать в подобном ключе.

Мы едем вверх по холмам, и наша одежда пропитывается водой. Дорога стала скользкой, и лошади поскальзываются в грязи, но наше упорство не напрасно: мы находим пещеру. Она не очень глубокая, но достаточно широкая, чтобы мы могли спрятать лошадей от дождя и развести костер, чтобы согреться.

У меня в сумке есть сменная одежда из Глухой Лощины, и хотя вещи немного намокли от воды, которая проникла между швами кожи, легинсы и блуза намного лучше промокших насквозь юбок. Я снимаю ботинки, оставляю мужчин возле костра, а сама направляюсь к лошадям, чтобы, спрятавшись за них, переодеться.

Как только я заканчиваю, я бросаю быстрый взгляд в сторону остальных, чтобы проверить, закончили ли они переодеваться. Грей стоит спиной ко мне, и он уже надел чистую пару темных брюк, но не успел надеть рубашку. От вида его обнаженной спины у меня перехватывает дыхание, а сердце замирает. Более полудюжины шрамов пересекают мышцы его плеч, широкие темные линии портят совершенство его кожи.

Я видела, как Грея пытали, и это было ужасно.

Видеть последствия – тоже ужасно.

Юноша начинает поворачиваться, словно почувствовав на себе мой взгляд, и я делаю вид, будто проверяю, хорошо ли привязана лошадь. Когда я снова поднимаю взгляд, Грей уже полностью одет, и он успел пройти половину пещеры в моем направлении.

Я сглатываю, гадая, заметил ли он то, что я его разглядывала. Я не знаю, что ему сказать. Дождь или же свежий воздух помогли Грею протрезветь, и его взгляд стал более ясным и внимательным, чем был тогда, когда мы сидели у костра и играли в карты.

Я прочищаю горло.

– Прошу прощения, – говорю я. – Я. Я просто проверяла, закончили ли вы переодеваться.