Книга Рожденный в огне, страница 41 – Розария Мунда

Краем глаза я заметила, что Ли наблюдает за мной.

Закончив представлять нас народу, Гиббон махнул Ли, и тот начал свое выступление.

– Граждане Каллиполиса, – начал он. – Я пришел к вам, потому что над нашим государством нависла угроза…

Я восемь лет наблюдала за тем, как Ли выступал на занятиях, он всегда был уверен в себе, отлично выражал свои мысли и великолепно держался. Но сегодня я впервые видела, как он обращался к толпе в качестве представителя государства. Он расправил плечи, серебристая ткань на груди его парадного кителя сияла на солнце, его черная с золотой окантовкой мантия небрежно спадала через плечо, когда он поднимал руку, привлекая к себе внимание зрителей. За спиной у него замер дракон, перед ним – толпа, а Ли выглядел так, словно вся эта площадь принадлежала лишь ему одному. Все слушали его затаив дыхание. Поначалу он придерживался заранее заготовленной речи из Министерства Пропаганды, однако вскоре я поняла, что Ли внес в нее изменения. Мы слишком много времени читали тексты, написанные друг другом, и я безошибочно угадывала его стиль. Избитые министерские фразы наполнялись теплом и смыслом, когда он вдыхал в них жизнь. Его речь, как и полеты, была прекрасна.

Гиббон, стоявший рядом со мной, едва заметно улыбнулся.

– И вот так каждый раз, – сказал он.

В конце речи толпа взорвалась восторженным ревом, нараставшим, словно огромная волна. Люди бурно выражали одобрение, когда он воскликнул, что мы никогда не откажемся от идей великой Революции, народной Революции и станем защищать Каллиполис на земле, на море и в воздухе.

Я пыталась представить себя на его месте, представить, как произношу подобную речь, и не смогла.

«Они счастливы, только если есть хозяин».

Я с отвращением отогнала от себя эту мысль.

Когда он завершил речь, я подошла к Ли, наблюдая, как он приветствовал каждого гражданина, подходившего к нему. Он разговаривал с ними на равных, терпеливо выслушивал каждого, никого не обделяя вниманием. Казалось, ничто не могло отвернуть его от них, ни когда они рассказывали ему о своих горестях, ни когда просили прикоснуться к их детям или же когда начинали рыдать от страха перед предстоящей войной.

– Я просто все время думаю, а что, если их драконы обретут боевое пламя раньше наших, что, если они уже его обрели…

– На случай такой возможности нас обучают, как вести себя в подобной ситуации.

В напряженном голосе матери прозвучали нотки безумия.

– Но как нам удастся выстоять, если?…

Ли нежно усмехнулся и взял в свои ладони почерневшую от загара руку женщины. Ее лицо покрывала сетка морщин, каштановые волосы посеребрила седина. Она подняла на него глаза.

– Доверьтесь вашему флоту, мадам.

Она смотрела на него так, словно видела перед собой свет. На мгновение я представила Ли таким, каким она видела его: его добрую улыбку, печальную после стольких горестей, выпавших на его долю, его серые глаза, умные и полные сострадания, темные волосы, сияющие в лучах солнца, которыми играл ветер. Эмблема стражника в виде переплетенных золотых и серебряных кругов у него на груди, широкие плечи молодого человека в расцвете юности.

И лицо, постепенно превращавшееся в лицо мужчины.

Лицо, которое день ото дня становилось все более знакомым…

Женщина поднесла его руку к губам, целуя ее, и у меня вдруг перехватило дыхание. Потому что это, несомненно, был жест уважения из дореволюционного времени. Именно так в те времена простолюдины выражали свою благодарность и почтение повелителям драконов.

Ли замер. А затем поднял глаза и увидел, что я наблюдаю за ним. Он побелел как полотно.

Лучше бы не было тех разговоров в детстве. Я надеялась, что нам никогда больше не придется об этом вспоминать. А мне не придется размышлять о том, о чем я вообще не хотела думать.

Но больше всего меня угнетала мысль, которую я с отвращением отгоняла от себя, что, хотя я всегда знала, что он собой представляет, это не худшее, что могло быть. Хуже всего было то, кем он был.

И хотя мне никогда никто не говорил о том, кем именно был Лео, постепенно я начала узнавать эти черты.

Ли, Лео, Леон…

Очередь желающих поговорить с Ли продвигалась вперед, и постепенно неприятная мысль отступила на второй план. Кое-кто в очереди пожелал поговорить и со мной, и я изо всех сил старалась подражать Ли, хотя ужасно смущалась и путалась в словах. Когда все почти закончилось, а я ощущала себя словно выжатый лимон, за спиной раздался знакомый голос:

– Так-так, значит, это Ли и Энни?

Голос воспитателя из приюта звучал дружелюбно, словно он давал понять всем, кто наблюдал за нами, что он с нами на короткой ноге.

Он подтолкнул к нам нескольких детей. Ли подвел их к Пэллору, а остальную группу я повела к Аэле. Она фыркнула, но, услышав, как я цокнула языком и щелкнула пальцами, неохотно склонила голову перед ними. Дети потянулись к ней дрожащими ручонками, поглаживая ее янтарную чешую. Мне казалось сложным осознать, что эти еще совсем маленькие дети были того же возраста, что и мы, когда попали в Элбанс.

Одна из девочек в моей группе вдруг разразилась слезами.

Я похолодела от ужаса. Почему она плачет? Что я сделала не так? Как успокоить ее? Люди смотрят…

– Поменяемся?

Ли тут же подскочил ко мне, кивком указав на свою группу детей. Никто из них не плакал. Оставив меня с ними, он подошел к плачущей девочке, подхватил ее на руки с таким видом, словно это было нечто само собой разумеющееся, и сказал:

– Привет.

Он словно сбросил одну оболочку и тут же натянул другую, которую я сразу узнала. Это был не тот мужчина, скрывавшийся под его доспехами, словно хищная птица, сбросившая оперение, а мальчишка, которого я знала в Элбансе. У которого не было отца, который никого мне не напоминал, который был для меня важнее всех в мире, где у нас не было близких, потому что он был добр ко мне.

Уводя свою группу детей в Элбанс, я услышала обрывки разговора Ли с девочкой: «Знаю, они могут казаться страшными, правда? Но тот дракон не сделал бы тебе ничего плохого». А затем, когда она что-то неразборчиво пробормотала в ответ, он добавил: «Я понимаю, что ты скучаешь по маме».

Мои глаза защипало от нахлынувших воспоминаний. Его слова утешения были такими ласковыми, такими верными. Когда он прошел мимо меня и наши взгляды на мгновение встретились, я заметила, что его глаза тоже покраснели.

Подойдя к детям, он опустил девочку на землю и твердым голосом сказал ей, что пора перестать плакать.

И, к моему удивлению, она перестала. Успокоилась, вытерла лицо и решительно кивнула ему.

«Неужели я была такой же?»

А следующая мысль обожгла меня стыдом: неужели я такой и осталась?