Книга Рожденный в огне, страница 70 – Розария Мунда

Ли сказал Тиндейлу: «Мне больше нечего им сказать».

И я тут же провалилась в глубокий сон, испытав неимоверное облегчение.

А когда наконец проснулась, все тело горело от боли.

Мир медленно возвращался на круги своя, теперь я четко осознавала происходящее вокруг. Я была в больничной палате, где уже лежала раньше, но тогда мои ранения и ожоги не были настолько серьезными. В распахнутое окно светило летнее солнце и веял легкий ветерок. На моей прикроватной тумбочке стояли вазы с цветами. А рядом со мной на неудобном стуле сгорбился Ли. Сон слегка разгладил тревожные складки на его лице, однако под его глазами залегли глубокие тени.

Сколько я уже здесь пробыла? И сколько времени он провел здесь со мной?

Воспоминания о нашем поединке постепенно возвращались. Холод, пронзивший меня при виде письма из министерства, мощный всплеск эмоций, объединивший нас с Аэлой, болезненное облегчение при мысли о том, что мы наконец встретились в заключительной схватке с Ли сюр Пэллор. Жажда победы. А затем – яркое драконье пламя, словно воспоминание о давнем ночном кошмаре, и боль. И в конце мольбы Аэлы о помощи и тепло объятий Ли…

Но это воспоминание никак не увязывалось с тем, что происходило раньше. Как?…

И все же, хотя это казалось невозможным, я вспоминала, что Ли каким-то непостижимым образом оказался рядом со мной, открывая клапаны с охлаждающей жидкостью в моем костюме, поглаживая бок Аэлы, готовившейся изрыгнуть боевое пламя. Потому что его образ всплывал не только в моей памяти, но и в воспоминаниях Аэлы. Я помнила ее страх и гнев от его вмешательства, а затем – внезапное спокойствие и всепоглощающее доверие к нему.

При мысли об этом у меня пересохло в горле.

А затем я вдруг поняла, как он это сделал, и с нежностью и болью взглянула на него.

Глупый, бесстрашный мальчишка-летун.

Ли зашевелился, а затем, вздрогнув, выпрямился и открыл глаза. В них вновь вспыхнула тревога. Он взглянул на меня и увидел, что я очнулась. На его лице отразилось облегчение.

– Привет, – сказал он.

Но его голос звучал робко, и я поняла, что он волнуется. И я не сразу поняла почему.

– Все в порядке, Ли, – ответила я.

– Мне так жаль, – хрипло произнес он. – Энни, я никогда…

Я рассмеялась, но тут же умолкла от боли. Он заметил это, и его глаза расширились от тревоги.

– Ты не виноват, что у Пэллора появилось пламя.

Ли покачал головой, не соглашаясь со мной.

– Я попросил провести повторный турнир, – пробормотал он, опустив голову. – Но они не согласились…

Я улыбнулась, хотя ощутила, как сердце сжалось от боли.

– А почему они должны были согласиться? – спросила я.

Боль исказила лицо Ли.

– Потому что ты была достойна победы.

У меня перехватило дыхание. От того, что эти слова произнес именно Ли.

Я пыталась выразить словами чувства, переполнявшие меня, найти в них нечто большее, чем разочарование. Пыталась объяснить, что победа, как бы глупо это ни звучало, была для меня самой главной целью в жизни. И это не имело никакого отношения ни к Ли, ни к Каллиполису. Мне важно было доказать себе, что я этого достойна.

– Это было так замечательно… просто желать этого. Я и не догадывалась, что могу так сильно о чем-то мечтать. И верить, что добьюсь.

Добьюсь победы.

А теперь я поняла, каково это – желать чего-то всей душой и в конечном итоге остаться ни с чем. Я проглотила ком в горле, сдерживая слезы. Ли опустил голову.

– Но как бы там ни было, – добавила я, – возможно, это к лучшему. Ведь именно тебя все хотели видеть победителем.

Ли поморщился и провел ладонью по волосам. А затем вытащил из кармана письмо. Оно было смято, печать сорвана, но я сразу узнала его.

– Я вернулся… пока ты спала. И там написано совсем не то, о чем мы подумали.

Он протянул мне письмо. Я открыла его и прочитала одну-единственную фразу.

Вот так я узнала, что и утешение может ранить.

Я и представить себе не могла, что мое разочарование может стать еще горше. Я читала слова ободрения и поддержки, я обрела то, за что боролась всю свою жизнь – в меня поверили другие люди, но было слишком поздно.

Сейчас мне больше всего хотелось свернуться калачиком, обхватив себя руками, и разрыдаться.

Ли смотрел в пол, обуреваемый стыдом и чувством вины, и хотя я знала, что он уйдет, если я попрошу, но понимала, что мы еще не все сказали друг другу. Поэтому я потерла глаза и, собрав волю в кулак, сказала то, что он хотел услышать. То, что мы оба должны были услышать и запомнить.

– Ты будешь на своем месте, Ли.

И мне стало легче.

Глаза Ли покраснели, когда он поднял голову и взглянул на меня.

Да, на своем месте. Этот мальчик, который стал молодым мужчиной и вот-вот должен был занять место лидера, который всегда был моим лучшим другом и самым храбрым человеком из всех, кого я знала.

И которому я буду верить до конца.

Мой голос дрожал, когда я добавила:

– И я почту за честь служить тебе как твоя Альтерна.

Прошлое осталось позади, впереди нас ждала война, и наш флот обрел боевое пламя.

И только это сейчас имело значение.

Когда Ли коснулся моей перевязанной руки, я не отдернула ее. На мгновение мы оба замерли, ощущая биение пульса в наших ладонях в тишине больничной палаты.

Ли заговорил первым. Его голос прозвучал едва слышно.

– Энни. Мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты…

– Донесла на Тиндейла. Я уже это сделала.

Ли удивленно взглянул на меня.

Мое сердце едва не выпрыгивало из груди, но я постаралась взять себя в руки и говорить спокойно.

– После того, что я услышала… я не была уверена точно, что все поняла правильно, но я знала… – Мои пальцы сжались в его ладони. – Я знала, что не хочу, чтобы ты разговаривал с ним. С… ними.

Это был мой выбор. Тиндейл, а не Ли.

И теперь я знала, что поступила правильно. «Мне больше нечего им сказать».

Он потер лоб и медленно выдохнул, осознавая, какой опасности избежал. Словно понимал, что я могла бы с такой же легкостью донести и на него.

– Я сделала донесение от своего имени, – продолжала я, – сообщила о том, что он выступает против запрета поэмы, так что… это никак не навредит тебе. Заседание Комитета по Перевоспитанию должно состояться через неделю.