
Онлайн книга «Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе»
![]() – Мистер Адлер, – зашептал Тамулти сидевшему справа от него социалисту. – Я тоже ирландец и сочувствую ирландскому движению. Если бы вы согласились прийти ко мне домой, я рассказал бы и показал бы вам гораздо более интересные вещи, чем рассказывает этот старик. – Пожалуйста, не мешайте мне слушать, – попросил Адлер. – …Мы смогли договориться, что в назначенный день Берк улучит момент, – ораторствовал Конрой, – подойдет к стене и, как бы выбивая попавший камешек, постучит башмаком в том месте, где следует стену взорвать. Мы же с О’Мейли будем в это время снаружи и подложим под стену бомбу. – А бомбу вы где взялы? – заинтересовался Курашкин. – Сами сделали, – похвастался Конрой. – От воно що! Пока Тарас Курашкин сиял, чувствуя, что в его агентурной карьере может наступить звездный час, Артемий Иванович трясся от ужаса. Он боялся, что Конрой растреплет, что это они с поляком привезли все для изготовления динамита. – Купили в оружейном магазине «Блейч и Сын» на Грейсчерч-стрит обычного спортивного пороха Кертиса и Харви номер три по полкроны за фунт, бочонок из-под парафина раздобыли. Единственное, что нам не удалось – найти хорошего трута. На следующий день он у нас уже был, но в тот день мы попытались обойтись без него. – Любите ли вы, мистер Адлер, фотографическое искусство? – шепотом спросил Тамулти, опять наклоняясь к социалисту. – У меня есть потрясающие карточки. Тот, который меня сюда привел, даже украл у меня несколько. – Искусство – это публичная собственность, – сказал Адлер, отодвигаясь от него. – Публичная собственность находится в публичных домах, – изрек Артемий Иванович и посмотрел на Мандельбойн, которая от стыда мгновенно залилась краской. – Ханна! – воскликнул охваченный ревностью Адлер. – Немедленно пересядь от этого товарища ко мне. А вы, мистер Тамулти, уходите вообще из моей жизни вон на тот стул рядом с Козебродски. – Мы засыпали в бочонок двадцать фунтов пороху, – вдохновенно вещал Конрой. – Мы набили туда же несколько кусков старого железа для уплотнения заряда, пробили в крышке отверстие, вставили туда самодельный фитиль из штрипки от моих кальсон, – он задрал штанину, показывая публике грязные голубые кальсоны, на которых действительно не было штрипки, – и пропитали его селитрой. Не смейся, Даффи, тогда мы обходились без этих ваших новомодных динамитных штучек, от которых по неделе воняет борода. – От вас и без динамита воняет, – огрызнулся молодой ирландец. – А ты помалкивай, молодой Шон Даффи, – оборвал его старик. – Я рассказываю не тебе, а вот этим джентльменам. – Так мыстер Даффи був дынамитныком! – пробормотал Курашкин. – Инспектору Салливану це буде цикаво. «Вот кого бы убить», – подумал Артемий Иванович. – Так вот, в назначенное время мы с О’Мейли завернули бочонок в тряпье и подошли к тюремной стене. Чтобы никто ничего не заподозрил, мы изображали из себя пьяных… – Изображали? – иронически спросил Даффи. – Молчи! Мы были трезвы, как могильные кресты! – А не выпить ли нам еще? – неожиданно спросила мадам Дымшиц. Социалистическая публика в клубе одобрительно загалдела. – Мадам Дымшиц любит выпить даже лучше, чем переспать с Гиллеманом, – сказал Козебродский пересевшему к нему Тамулти. – Да, я ее понимаю, – сказал Тамулти, глядя на Гиллемана, уже лежавшего мордой на столе. – Нет-нет, – возразил Конрой, – сперва я закончу свой рассказ. Так вот, на улице находился какой-то человек и мы не могли сразу подложить бомбу под стену, поэтому мне пришлось выронить ее из тряпья как бы случайно. Этот человек ушел в конюшню поблизости, но от удара из бочонка вывалился трут и нам пришлось уйти, потому что обратно его было не запихать. Тогда О’Мейли перекинул через стену белый каучуковый мяч – чтобы показать Берку, что операция переносится. – Неужели англичане так ничего и не заметили? – спросил Козебродский. – Видимо, что-то заметили, потому что, как мы потом узнали, Берка вывели на прогулку не днем, а утром. Но нам-то это было неизвестно! Мы опять явились с бочонком, но на этот раз… – Но «на этот раз» вы на самом деле были пьяны, – вставил Даффи. – Да замолчишь ты или нет! – вспылил Конрой. – На этот раз снаружи играли какие-то мальчишки… – О! – сказал Тамулти. – …и стоял молочник… – Хе-хе. – … разговаривавший с женщиной. – Тьфу! – У нас не было выбора! Мы с О’Мейли открыто сели у стены и стали поджигать фитиль. Эта дурацкая баба указала на нас фараону, проходившему мимо, и он пошел в нашу сторону. – Господь сильно ошибся, создав Еву из ребра Адама, – снова встрял Тамулти. – Ему не надо было сотворять пару мужчине из чего ни попадя! – Спички не зажигались, – старик зло зыркнул в его сторону, – и О’Мейли бросил мне новый коробок. Фараон был в пяти-шести ярдах от меня, когда я наконец зажег спичку о подошву, запалил фитиль и бросился бежать. На свое счастье, фараон помчался не за мной, а в обратную сторону. Эх, Шон Даффи и вы, доктор Тамулти, видели бы вы, как бабахнуло! Разнесло не только тюремную стену, но еще и дома на соседней улице, и другие по соседству тоже были повреждены… – Ну а Берк? – спросил Адлер. – Он спасся? – Да нет, двор был пуст, он же гулял утром. Его потом повесили. Но какой был взрыв! Мы едва не устроили сами себе капкан: когда мы бежали по узкому проходу напротив тюремной стены, обломки домов почти преградили нам путь. – Простите, – сказала Ханна Мандельбойн. – Не в тот ли раз были убиты двенадцать человек, а около тридцати получили тяжелые ранения, лишившись рук, ног, зрения или попросту были изувечены? – Да-да, в тот самый, – обрадовался Конрой. – Вы представляете, мисс, как все здорово было сработано! – Но это же ужасно! – воскликнула Мандельбойн. – Чем вы лучше того изверга, что так страшно изувечил несчастных женщин на Бакс-роу и на Ханбери-стрит? Услышав про Ханбери-стрит, Конрой осекся и замолчал. Зато социалисты заголосили, вспомнив о повестке дня, ради которой они собрались в будний день. – Товарищи! – сказал Дымшиц. – Мы должны обсудить предложение Уайтчеплского комитета бдительности о подписке на организацию дополнительных патрулей. Раздались голоса: – Правильно! – Несчастные женщины нуждаются в нашей защите! – Мы повынни захыстыты нещасных жинок! – Изловим злодея! – Предлагаю пустить по кругу кружку, в которую каждый положит кто сколько может! – предложил Козебродский. – На защиту наших несчастных сестер я пожертвую два шиллинга! – отозвалась Мандельбойн. |