Книга Позднорожденные, страница 57 – Екатерина Шельм

— Но ведь это же сущая глупость! — воскликнул Джон. — Нет ничего вечного, а искать вечную любовь — это словно ловить ветер! Неужели ты веришь, что чувства в сердце можно замуровать и сохранить как мошку в янтаре?

— Я не знаю… — всхлипнула Софи. — Но… наверное очень бы хотелось…

Джон выпустил ее руку и помотал головой, словно никак не мог утрясти в ней все мысли.

— Разве смертные мужчины заковывают сердце навеки? И никогда не меняют его биение?

— Да конечно нет! — Софи схватилась за голову. — Они меняют девчонок, а когда женятся, изменяют или разводятся. Да что там, некоторые живут втроем или вообще не с женщинами! Никто не может дать никаких гарантий. Никому и никогда!

— Но ты хочешь, чтобы я дал.

Софи осеклась. Она прошлась по гостиной туда и сюда, нервно покусывая ногти.

— Я… да, я хотела бы… даже если бы ты соврал, я все равно хотела бы. — Софи без сил опустилась на тахту.

Джон подошел и опустился на колени перед ней. Он взял ее руку и приложил к ее груди, там где колотилось сердце.

— Просто скажи, что ты чувствуешь. Найди слова. Сегодня, сейчас, в эту минуту… что в твоем сердце?

Софи чувствовала, как сердце бьется в ее в груди, грохочет пульсом в голове. Джон стоял перед ней и смотрел красивыми серыми глазами. Его синяк на скуле еще не до конца сошел, вокруг лица в беспорядке разметались светлые прядки.

— Я влюблена в тебя. Без памяти. И мне страшно. — сказала Софи.

Она уткнулась в ладони и расплакалась.

Джон сел рядом, обнял и прижал ее к себе. Софи сладко расплакалась, уткнувшись ему в плечо. Джон мягко гладил ее по голове и несколько раз нежно поцеловал в лоб.

— Мне никогда не постичь, почему ты плачешь, когда мне хочется радоваться, — прошептал он.

— Нечему тут радоваться! — хлюпнула носом Софи.

Джон рассмеялся.

— Мое сердце полно радостью и счастьем. Мне кажется… я мог бы взлететь. Мог бы сыграть тебе прекраснейшую из баллад, мог бы устелить твой путь луговыми цветами… Но я не умею играть, и у меня нет цветов. И все же я знаю, что мог бы…

— Получается ты трепло, — буркнула Софи.

— Кто?

— Ну, тот, кто только болтать горазд.

Джон придушено рассмеялся ей в волосы.

— Ты как еж выпускаешь иголки, стоит только сказать тебе что-то красивое. Почему?

— Я не знаю. — Вздохнула Софи. — Меня не слишком баловали красивыми словами.

— Я стану баловать тебя ими. Мою прекрасную Софи. — Джон снова мягко поцеловал ее в лоб.

Софи сладко зажмурилась. Ей было страшно поверить. Страшно поверить в эту прекрасную сказку. Что вот она влюбилась в Джона, а он влюбился в нее. Эльфийский принц признался ей, простой девушке, в чувствах. Разве это может быть? Это ведь бывает только в сказках.

Как только она думала о будущем, холод сковывал все внутри. Она не могла быть с ним, они не могли быть вместе. И время… сколько у них времени? Как быстро оно пролетит? И дети? Она не сможет иметь от Джона детей, Нилан сказал, что это невозможно. Так стоит ли начинать все это?..

А через мгновение она открывала глаза и видела подбородок Джона, его шею и ворот его белой рубашки, надетой под серый жакет. Она чувствовала его тепло и крепкие объятия, искры танцевали на коже, когда он нежно целовал ее лоб. Она была так счастлива здесь и сейчас в его объятиях. Может быть он был прав? Тысячу раз прав. Что такое вечность по сравнению с этой минутой, когда сердце Джона стучит рядом с ее сердцем?

Они сидели, обнявшись, Софи потеряла счет времени. Потом раздался звук открывающейся двери, и Софи тут же стыдливо отпрянула от Джона.

Вошел Финар, держа на одной руке деревянный поднос, на котором стояло керамическое блюдо. Он прошел в столовую, не бросив даже взгляда в их сторону.

— Ужин, — сказал Джон с нежной и глупой улыбкой, глядя на нее.

— Я умоюсь.

Джон кивнул. Он с мечтательной улыбкой смотрел, как она встает, подбирает лоскуты ткани, отрезанные от платья, и заправляет за ухо прядку.

— Перестань так смотреть! — фыркнула Софи.

— Ты просишь невозможного, — расплылся в улыбке Джон.

Софи ушла к себе, бросила ткань в мусорную корзину в ванной, умылась и переплела косу.

Ох, что же такое? Она тут второй день, а уже призналась Джону, что влюблена в него. И он тоже хорош. О чем он только думает?!

Софи пошла в столовую. Курица удалась. Посыпанная зеленью, она источала умопомрачительный аромат.

Но сервирован стол снова был на одного. Джон сидел за столом с чашкой чая, увидев ее, он галантно встал.

— Надеюсь, ты голодна? Финар сказал, что ты помогала готовить, и лавры столько же твои, сколь и его.

— А ты? — Софи села и взяла приборы.

Джон помрачнел.

— Я говорил, я не могу преломить с тобой хлеб, пока ты не знаешь, кто я.

— Так расскажи же мне, кто ты, Джон.

— Я… я причинил вред твоему народу. Великий вред.

В животе Софи заскреблось нехорошее предчувствие. Она наколола на вилку картошину и отправила в рот.

— Какой вред?

— Я поклялся не тревожить тебя такими мыслями.

— Кажется, мы в тупике. — Софи фыркнула. — Ладно. Пусть мой мир скукожится до Сиршаллена или даже до этого дома, но сегодня я ничего не хочу знать ни про какой вред моему народу. Вот так.

— А я не хочу говорить ни о чем, кроме твоих глаз. — Сказал Джон и мечтательно уставился на нее, подперев подбородок ладонью.

Софи подумала, что его восторженный вид напоминает подростка, который ошалел от счастья, впервые поцеловавшись.

— А ты никогда прежде не… — Софи хотела сказать «влюблялся» и не смогла.

Она попыталась быстро подобрать синоним и умолкла.

— Не испытывал таких чувств? Никогда прежде. Ни с кем. И думал что… что мне не доведется.

— Почему?

— Я — горестное осеннее дитя. Позднорожденный, несчастный и проклятый богами. И мое происхождение предполагает изъяны не только внешние, но и внутренние.

— Господи, да какие у тебя изъяны!? — удивилась Софи.

Ну да, Джон не был высок и мускулист, но он был вполне себе. Жилистый, подтянутый… обычный здоровый парень лет двадцати.

— О, их великое множество. Вот хоть руки. — Джон вытянул свои ладони над столом.

— И?

— Они… не слишком хороши для эльфа. Обычные, не изящные, да и шрамы на мне заживают так долго…

— Кстати да, тебе стоит поменьше усердствовать в тренировках. У тебя шрамов и так полно. — Софи уловила с воем голосе нотки заботы и смущенно осеклась.