Книга Айла и счастливый финал, страница 26 – Стефани Перкинс

– Тогда как мы должны называть Айлу? – спрашивает вдруг Курт.

Джош отставляет кружку, чтобы окинуть меня внимательным взглядом. Когда он смотрит мне в глаза, я повторяю про себя: «Дэвид». Джошуа Дэвид. Благодаря бессонной ночи, проведенной в Википедии, я знаю, что это и второе имя его отца.

– Айла – хорошее имя, – наконец говорит Джош. – Правильное.

– Ну, ее тоже не просто так назвали. – Курт не впечатлен таким простым ответом.

– Даже не смей… – начинаю я.

– Рассказывай! – Джош подается вперед, его глаза сверкают.

– Принц. Эдуард. Остров, – чеканит Курт.

Следует длинная пауза, а потом я тяжело вздыхаю:

– Мои родители не посчитали хорошей идеей назвать детей в честь тех мест, где их зачали.

Снова пауза.

– Да ну… – выдыхает Джош.

– Увы! Женевьеву назвали в честь святой покровительницы Парижа. «Хэтти» – сокращенное название Манхэттена, и… Остается остров принца Эдуарда, где когда-то родители отдыхали. Ты не подумай, я безумно рада, что меня зовут не Принц или Эдуард, но то, что меня назвали в честь путешествия на остров, меня все равно ужасно расстраивает.

Смех парней прерывается, когда дверь, ведущая на лестницу, открывается с раскатистым металлическим лязгом. По коридору проходит компания девчонок, которые с любопытством заглядывают ко мне в комнату. Они явно впечатлены. Я слышу, как они несколько раз в разговоре громко называют мое имя и недобро смеются.

– Знаешь, – говорит Джош, взглянув на меня, – я уже и забыл, как меня раздражала эта комната. Эти лестницы сводили меня с ума.

– А мне не нравится окно, – говорит Курт.

– Согласен. Решетка, как в тюрьме, а еще это уличное движение… А помнишь того оперного певца, который все время выступал под окнами?

– Так чем ты сегодня занимаешься? – спрашиваю я, стараясь не думать о противных девицах.

Мой вопрос застает Джошуа врасплох.

– Мм… работаю. Рисую. Один. В своей комнате. На верхнем этаже.

– О, круто! – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал жизнерадостно. Как наивно с моей стороны было думать, что мы пойдем гулять. Конечно же он занят. – А мы будем работать здесь. Над домашним заданием. Как обычно.

Но Джошуа выглядит… растерянным. Разочарованным.

И тут я зависаю. До меня наконец-то доходит: он не просто так сказал, что будет один в своей комнате и где она находится. А я в ответ ляпнула, что буду делать домашние задания с Куртом – парнем, который прошлую ночь спал в моей кровати.

– Только если ты не хочешь погулять. – Слова быстро слетают с губ. – Или мы можем вдвоем посидеть в твоей комнате… Если хочешь, конечно.

Лицо Джошуа просветляется.

– Да? – Он переводит взгляд на Курта: – Ты, конечно, тоже приглашен.

– Не думаю, что ты действительно этого хочешь. – Курт допивает кофе. – Да я и сам бы не пошел. Не хочется смотреть, как вы лапаете друг друга.

Шестой этаж не похож на другие. С одной стороны, здесь все так же, как и на остальных этажах: тяжелые хрустальные люстры соседствуют с примитивными лампами дневного освещения, старые обои с причудливым рисунком с типовым для всех общежитий ковролином, – но, с другой, это то, что французы называют les chambres de bonne ^[24]. Когда-то здесь жили горничные, прислуживавшие аристократическому семейству, которое владело зданием школы. Поэтому потолки тут намного ниже, а комнат меньше. А еще здесь тихо. Не слышно ни голосов, ни музыки. Жуть.

Я прохожу мимо двери, к которой приклеены десятки снимков какого-то бойс-бэнда. На следующей висит небольшая грифельная доска с написанным номером телефона, а еще на одной – большой листок с надписью: «У ДЭЙВА МАЛЮСЕНЬКИЕ ЯИЧКИ!»

На двери в комнату шестьсот четыре ничего нет.

В прежние годы Джошуа клеил на дверь дурацкие карикатуры на самого себя в различных костюмах – ковбоя, пирата, клоуна, робота, медведя. И от одной мысли, как ему, должно быть, сейчас неловко, у меня сжимается сердце.

Я нервно разглаживаю невидимые складки на подоле платья. Мне понадобился час, чтобы принять душ, а еще почти час на то, чтобы с помощью косметики скрыть огромный синяк. Но дело сделано, и я стою перед дверью любимого. Я глубоко вдыхаю и копирую его фирменный стук.

Джошуа почти сразу же открывает дверь, на губах его играет уже так хорошо знакомая мне улыбка. Я смущенно улыбаюсь в ответ.

Он отходит в сторону, и я вхожу. Жду, когда за мной закроется дверь, потому что это же… Джош, но он подпирает ее книгой о парижской архитектуре. Меня трогает этот знак уважения… хотя сейчас я не против побыть с ним наедине.

– Извини, здесь такой бардак. – Джошуа засовывает руки в карманы. – Но я прибрался на кровати и даже сменил простыни.

Должно быть, удивление и смущение слишком явно отражаются на моем лице, потому что Джош смеется и поясняет:

– Чтобы сидеть. Кстати, сегодня у тебя классные туфли.

Я надела балетки.

– Кстати, классная попытка сменить тему, – поддразниваю я Джошуа.

– Кстати, рад тебя видеть, – подхватывает он игру.

– Кстати, классно выкрутился, – уже расслабленно улыбаюсь я.

Джош улыбается, а я бросаю на пол рюкзак с тетрадями. Планировалось, что я позанимаюсь, а он – порисует. Но кто знает, как все случится на самом деле? Надеюсь, мы будем целоваться.

У Джошуа замечательная комната. Небольшое помещение кажется еще меньше из-за того, что повсюду расклеены и разложены его работы. Но здесь не тесно. Скорее ты начинаешь ощущать себя в коконе. Его рисунки лежат на столе – не обычном ученическом, а больше напоминающем чертежный, – на комоде, на полу, на холодильнике. Они покрывают практически каждый сантиметр потолка и стен.

– Ощущение такое, будто я залезла тебе в голову, – говорю я и тут же жалею о своих словах, потому что звучат они жутковато.

Но Джошуа они, похоже, успокоили.

– Мои друзья тоже так говорили, – мягко улыбается он.

Я внимательно рассматриваю рисунки, выполненные черными чернилами, и узнаю некоторые места – витраж и шпили Сент-Шапель, лабиринт живой изгороди в одном из городских парков, стена из человеческих черепов и бедренных костей в катакомбах, птица в клетке на le Marché aux Fleurs ^[25], роскошные декорации дворца Гарнье, знаменитого оперного театра, в котором, по легенде, жил призрак. И лица. Очень много лиц… Сент-Клэр и его сегодняшняя девушка Анна, рядом его бывшая – Элли, а вот Сент-Клэр и их общая с Джошуа подруга Мередит. И тут я замечаю Рашми. Конечно, как же без нее. Портрет висит у окна. На нем Рашми лежит на диване в лобби – голова на одном подлокотнике, ноги на другом – и читает книгу. Ее длинные волосы стекают с подлокотника роскошными черными волнами.