Книга Водитель моего мужа, страница 29 – Агата Лав

— Я знаю все слепые зоны Димы, — произносит он сзади. — Здесь камеры только на этаже. В квартире безопасно.

Я угадываю, как он наклоняется и понимаю, что он все-таки хочет поднять меня на руки. И его прикосновения меняются, мы остаемся наедине и в нем просыпается мужчина. Он дотрагивается до меня как до своей женщины, уверенно и не предполагая отказа. А меня обжигает и выворачивает.

Обжигает от безумных чувств, которые я к нему испытываю, и выворачивает от страха.

Что я наделала? Как могла позволить? Его же убьют…

— Нет! — я истеричным рывком оборачиваюсь и, теряя равновесие, хватаюсь за комод. — Нет, Паша.

— Оля, успокойся.

— Ты должен уехать. Я хочу, чтобы ты уехал.

— Нет.

— Что нет? — я задыхаюсь и смотрю на его тихое красивое лицо, на котором не дрогнул ни один мускул.

И он не слышит меня. Все равно делает шаг навстречу.

— Паша, я умоляю тебя… Пожалуйста, уезжай.

— Ты плачешь.

— Нет, нет, хватит!

Он подходит вплотную и протягивает ладонь к моему лицу, чтобы вытереть выступившие слезы. А мне нужно, чтобы он развернулся и ушел.

— Мы не можем, — я качаю головой как заведенная и хочу отмахнуться от него, как от миража, пусть это пройдет, пусть совершенная ошибка исчезнет, пока не случились последствия. — Нам нельзя.

— Малыш…

— Нет! — во мне вдруг полыхает злоба, которая спутывает все мысли и эмоции, неправильные и внезапные, заслуженные другим и принесенные душными воспоминаниями.

Вихрь.

Я задыхаюсь и размахиваюсь. Хлестко ударяю Пашу по щеке, а потом снова и снова. Не знаю, как остановиться, а он никак не реагирует, не отворачивается и молча принимает мои удары. И смотрит прямо в глаза, словно лучше меня знает, что это секундный всплеск и что на самом деле я бью другого мужчину.

Паша относит меня в ванную. Устраивает на мягкий пуф и встречается с моим взглядом, в котором нарастает тревога, несмотря на мои уговоры и его размеренные уверенные движения.

— Мне сообщат, если Дима поедет сюда, — Паша опускается на колени передо мной и обнимает теплыми ладонями мои бедра. — Не думай о нем.

— Не могу.

— Он не появится внезапно. А я останусь, лягу на диване, — он нажимает ладонью, останавливая мои поспешные реплики. — Малыш, ты не видишь себя со стороны. Любой бы остался, в таком состоянии людей не оставляют одних.

— Дима будет рад, если я что-нибудь сделаю с собой.

— Не смей.

Я вздрагиваю от его резкого холодного тона, который прошивает насквозь, и запоздало понимаю, что сказала жестокую вещь. Паша даже не может справиться с лицом и выпускает толику злости, царапая меня воспаленным взглядом. А я как будто вспоминаю, что он тоже живой, из крови и плоти, что ему страшно за меня и за нас, и что он пережил в прокуренном баре те же ужасные минуты, что и я.

Если не хуже…

— Прости меня, — тянусь к нему и обнимаю за плечи, и не верю, что тело может быть таким каменным и стянутым нечеловеческим напряжением.

Он как будто в броне. Я провожу пальцами сильнее и ищу спусковой крючок, чтобы он чуть выдохнул и отпустил себя. А потом утыкаюсь лицом в его плечо и соскальзываю вниз. К нему. Хочу быть рядом и ощущать его обжигающую близость, и хочу, чтобы он чувствовал меня, то, как мне хорошо с ним и только с ним.

— Всё будет хорошо, — шепчу ему на ухо, а говорю для себя и уговариваю поверить собственным словам. — У нас получится.

— Я вытащу нас, — отзывается Паша.

Он стягивает сильные руки вокруг моей талии и чуть приподнимает, чтобы увидеть мое лицо. Я оказываюсь над ним и смотрю сверху вниз, положив ладони на мужские плечи и укрыв его своими упавшими волосами. Паша накрывает губами мои губы и сладко целует, глубоко и медленно ласкает языком и забирает все причины и нервные мысли прочь. Я отдаюсь и откликаюсь, томно наталкиваюсь на его язык и угадываю, как его ладони двигаются вверх-вниз по моей спине и стягивают ткань пиджака.

— Тебе лучше принять душ, — говорит Паша, отрываюсь от меня на пару сантиметров. — Станет легче… Хорошо?

Он прав. Потому что меня все равно пошатывает. Внутри ходят нехорошие волны, которые то отдаются дрожью, то приступами слабости. Я киваю ему и помогаю снять с меня пиджак, следом остальную одежду, Паша поднимается на ноги и утягивает меня за собой. И я вдруг ловлю себя на мысли, как быстро происходят перемены. Я полностью обнажена рядом с мужчиной и нет ни зажима, ни изводящих сомнений. Хотя я давно привыкла прятаться от мужа и делать всё, что между нами не пробежала случайная искра похоти. Я даже перестала воспринимать собственное тело. Смотреть на себя в больших зеркалах и чувствовать себя женщиной.

Я часто успокаивала себя мыслью, что мы с Димой всего лишь соседи.

— Горячая? — спрашивает Паша и уводит мою ладонь под поток воды.

— Нет, отличная.

Под массирующими струями действительно становится легче. Я смываю с себя противные едкие минуты и любуюсь длинными пальцами Паши. Он закатал рукава рубашки до локтей, оголив загорелые натренированные руки, и решил, что его ладони лучше мочалки. И его надавливающие прикосновения помогают сильнее воды, я прикрываю глаза и не знаю, как принять случившуюся перемену. Было так мерзко в клубе, а теперь… Как в раю.

Но я все-таки думаю о клубе. Неуверенным отголоском, но в голове крутятся прозвучавшие там фразы. Я вновь вспоминаю о Стасе и понимаю, что зря не рассказала Паше всю правду в прошлый раз. Это не вопрос доверия между нами, а вопрос спасения.

— Я так испугалась, когда увидела тебя там, — я открываю глаза и вижу, как Паша замирает, угадывая, что я хочу сказать что-то важное. — Дима рассказывал тебе о моей измене… Она случилась как раз в этом клубе.

Я судорожно сглатываю и опускаю глаза, словно действительно чувствую себя виноватой, но Паша переносит пальцы на мой подбородок и осторожно нажимает, чтобы я не пряталась.

— У Димы был партнер по бизнесу, — я продолжаю, подняв лицо, но смотрю Паше на переносицу, в глаза не могу. — Стас. Клуб раньше принадлежал ему, я приехала на их очередную вечеринку чуть раньше мужа и позволила Стасу увести меня. Пошла за ним в другой зал…

Почему так сложно рассказать ему об этом? Даже вода не спасает. Я все равно чувствую себя грязной и не могу сознаться ему. Не хочу, чтобы он видел меня в таком свете. И плевать, виновата я или нет. Горло схватывает стальной удавкой, и я резко поднимаю ладони к лицу, стараясь унять нахлынувшие эмоции.

— Он что-то сделал с тобой? — Паша произносит самые тяжелые слова за меня.

— Хотел изнасиловать.

Вздрагиваю от собственного признания и понимаю, что никогда не произносила это вслух. Диме не нужны были мои оправдания, он увидел всё, что ему было нужно, собственными глазами, а больше и сказать было некому. Я столько лет держала отравляющую правду внутри, что начинаю сомневаться, что вокруг не мираж. Что я действительно нашла человека, которому можно всё рассказать.