Книга Мертвая неделя, страница 38 – Наталья Тимошенко

– Нет, – призналась она.

– А я Клавдии Петровны внук. Помните такую?

– Клавдии Петровны?..

– Филипповой.

Женщина как от огня отпрянула от него, снова лоб молниями разрезали глубокие морщины, а в глазах появилось странное выражение, не то испуг, не то удивление.

– Филипповой? Неужто жива еще?

Матвей развел руками, и улыбка его из легкой, игривой, сразу стала многозначительной и печальной. Вот уж удивительная особенность выражать такой спектр чувств одной улыбкой!

– Умерла полгода назад. А вы ее помните, значит?

– Отчего ж не помнить? – женщина снова смягчилась. – Фельдшером у нас столько лет работала, а как маменька твоя в родах умерла, забрала тебя да уехала. Сказала, не может жить там, где все напоминает о дочери.

По лицу Матвея пробежала тень, и Мирра едва удержалась от того, чтобы успокаивающе коснуться его плеча. Такие жесты не в ее характере, она вообще не любит касаться людей, и поддержку оказывать не умеет. Никто никогда не поддерживал ее, и она не научилась. Вот и сама вчера от него не приняла. Спрятала руки в карманы джинсов, чтобы не чесались делать неуместные жесты.

– Бабушка почти ничего мне не рассказывала, – тихо и печально заметил Матвей. – От чего умерла моя мама?

Женщина покачала головой, покивала сочувствующе.

– Да кто ж теперь знает? Больше двадцати лет прошло! Бабушка твоя говорила, инфекция какая-то. У нас же здесь ни больницы, ни лекарств не было. И сейчас нет, а тогда совсем грустно было. Несколько рожениц от этой инфекции умерло, все детишек оставили.

– Несколько? – ухватилась за эти слова Мирра. – Сколько?

– Да разве ж я помню? Вот его мамка умерла, Софка из третьего дома точно. Еще умирали, да не помню я, кто и сколько.

– А с детьми их что? – не унималась Мирра.

– Так не следила я за их судьбами. Родные забрали. Кто здесь остался, вот как Софкин сын, кого увезли, как Клавдия Петровна его, – она кивнула на Матвея.

– А никто из тех детей в лесу не терялся?

Мирра чувствовала внутри необычное возбуждение, застилающее мысли, мешающее думать. Казалось, она в полушаге от правды. Казалось, что уже знает ее, внутри себя знает, осталось только, чтобы облекли в слова эту правду, и она наконец поймет, кто она, узнает, почему бросили ее в лесу, кто виноват в том, что происходило с ней дальше.

– В лесу? – переспросила женщина, и Мирра внезапно поняла, что до правды ей не полшага, а гораздо дальше. Огромная волна накрыла ее, унесла далеко-далеко, и вот она уже снова в отправной точке, снова ничего о себе не знает. Так и оказалось: – Нет, местные детишки все лес знают. Даже если заблудится кто, максимум к ночи выйдут.

– Лет двадцать назад, – это сказал уже Матвей. – Точно никто не терялся? Может быть, вы забыли?

– Ничего я не забыла! – собеседница начала раздражаться, будто ее обвинили в воровстве, а не плохой памяти. – Ну, бывает, конечно, что кто-то заблудится, – сказала она, забыв, что минуту назад утверждала обратное, – но всех находят. Кого живого, кого уже мертвого. У нас тут леса дремучие, непролазные, да еще иногда… – Она осеклась, но Мирра каким-то шестым чувством поняла, что она едва не упомянула лешего, любящего заставить плутать путников. – Но всех находили. Я бы запомнила. Тем более ребенка.

Матвей вздохнул, и Мирра почувствовала к нему благодарность. Он переживал за нее, хотел, чтобы она узнала правду. Быть может, даже сильнее, чем она сама. Потому что он не боялся узнать, а она боялась.

– А не покажете мне дом моей бабушки? – попросил Матвей, снова улыбнувшись, заставляя женщину смягчиться. – Хотелось бы посмотреть, где жила она и моя мама, где родился я.

По лицу женщины промелькнула тень, она покачала головой и посмотрела на него с сочувствием.

– Нету дома. Сгорел он.

И вместе с ним, наверное, та шкатулка или ящичек, ключ от которого висит у него на шее. Мирра снова ощутила жгучее желание оказать ему поддержку, тронуть за руку чуть выше локтя, но не рискнула. Никогда такого не делала, что если сделает что-то не так? Прикосновение выйдет слишком грубым, поддержка не такой осторожной? Не рискнула, сильнее засунула руки в карманы, спрятав ладони целиком, не позволяя себе слабости.

– Давно? – Матвей спросил обыденно, но Мирра уловила в голосе разочарование.

– Так как раз перед вашим отъездом. Клавдия Петровна и уехала сразу, не стала восстанавливать ничего. Сказала: судьба. Но ходили у нас разговоры, что она его и подожгла.

– Зачем? – не понял Матвей.

– Не отпустил бы он ее иначе. Не дал уехать.

– Кто?

И снова Мирра догадалась о том, что скажет собеседница, раньше.

– Хозяин? – спросила она.

Женщина зыркнула на нее, как бритвой по лицу полоснула, не думала, наверное, что Мирра знает про хозяина. Качнула головой, не говоря ни да, ни нет, и как-то очень уж торопливо начала прощаться. Они не задерживали ее. Все, что хотели, узнали.

Женщина ушла, унося с собой и невесомую надежду, которую они подарили друг другу вчера вечером на пороге дома. Стало как будто даже холоднее. Солнце спряталось за ватной тучей, запуталось в ней и никак не могло выбраться обратно, зато легкий ветерок, зародившийся где-то там, в молочно-белом тумане за деревней, коснулся затылков, заставив поежиться.

– И что ты обо всем этом думаешь? – спросил Матвей, когда они снова остались одни.

– Что мы в том же месте, где и были вчера, – вздохнула Мирра.

– А я бы так не сказал. Вчера у Степы дома я видел фотографию его матери, он сказал, что ее звали Софией. Так что, думаю, Софкин сын – это Степа. И мы теперь знаем, что и его, и моя матери умерли от какой-то инфекции.

Мирра кивнула. Правда, так и не поняла, что в этом важного. Матвей, наверное, понял, что она слишком расстроена отсутствием информации о себе, а потому все остальное ее сейчас не волнует. Он улыбнулся ободряюще, но вслух ничего не произнес.

– Прогуляемся еще или возвращаемся? – только и спросил.

Гулять Мирре расхотелось. Она вышла только потому, что надеялась узнать что-то, хотя бы свернуть на верную дорогу. Но теперь карту у нее отобрали, снова завязали глаза, повернули несколько раз по часовой стрелке, окончательно запутав. И не хотелось больше смотреть ни на аккуратные домики, ни на ухоженные дворы.

– Пойдем домой, – попросила она.

Матвей не стал возражать.

– Ты не расстраивайся, – сказал он, когда они уже подходили к домику, возле которого, щурясь от яркого солнца, сидели на пороге Лика и Полина. – Она же сказала, что многих детей увезли, а значит, про всех знать не может. Не исключено, что ты – одна из них.

Мирра кивнула, не став говорить, что вовсе не уверена, хочет ли быть одним из тех детей.