Онлайн книга «Рот, полный языков»
|
Насыщаясь, Каупертуэйт размышлял над проблемой Виктории. Чатинг-Пейн объявил, будто знает, где она прячется. Несомненно, узнал он это только-только, так как во время их встречи на прошлой неделе – в заведении еврея-ростовщика, по слухам, иногда предоставляющего приют беглым детям, – Чатинг-Пейн был, безусловно, не более осведомлен, чем раньше. Следовательно, узнал он это непосредственно перед неприятной сценой уде Малле… Уде Малле! Каупертуэйт перестал жевать. Перед его глазами и отвисшей челюстью как живая возникла старая бандерша. «Нечто tres speciale… Такой случай выпадает раз в жизни…» Не может быть… или может? Заведение де Малле Мельбурн обыскал бы в первую очередь. Каупертуэйт был настолько в этом уверен, что сам не потрудился… И все же… Сбросив одеяло, Каупертуэйт разметал свой завтрак. – Коготь! Коготь! Макгрош вошел неторопливой походкой в тот миг, когда Каупертуэйт пытался засунуть обе нижние конечности в одну штанину. – Коготь, мы должны с елико возможной быстротой отправиться к мадам де Малле. Макгрош подмигнул. – Позаботиться о некоторых других потребностях, как погляжу. – Ах, Коготь, вы безнадежны. Просто приготовьте экипаж. Вскоре сонный и растрепанный мажордом уже впустил Каупертуэйта в пустые залы мадам де Малле. (Макгрош остался ждать снаружи: если догадка Каупертуэйта подтвердится, нельзя было допустить, чтобы присутствие этого неотесанного грубияна смутило тонкую чувствительность и деликатность женщины, которую он должен был вот-вот увидеть, в чем больше не сомневался.) В свете дня, просачивающегося сквозь тяжелые задернутые гардины, раззолоченная мебель и узорчатые обои выглядели дешевыми и безвкусными. В воздухе стоял тошнотворный запах разлитого шампанского и застарелых телесных выделений. Совсем ничего общего с вечерним великолепием. Каупертуэйт прикинул, утреннее или вечернее впечатление было ближе к реальности, или же оба равно имели с ней мало общего. Каупертуэйт как раз положил руку на перила лестницы, когда мажордом попытался его остановить: – Э-эй, мистер, в такой час девочек нельзя беспокоить… – А, заткнись, любезный! Я пришел не для того, чтобы перепихнуться. Во имя Агассиса [67], ну почему все так дьявольски зациклены на своих гениталиях? В коридоре верхнего этажа что-то неотвратимо повлекло Каупертуэйта к комнате, где прежде содержалась Виктория-саламандра. Он тихо постучал в дверь. Откликнулся женский голос: – Уже вечер? А я словно бы почти не спала. Входите, входите же, я готова… Каупертуэйт повернул ручку двери и вошел. Окна в комнате были плотно занавешены, и ее освещала лишь одна свеча. Спичка, только что зажегшая сальный фитилек, как раз угасла под дуновением вытянутых губ женщины в постели. Женщины, да. Теперь она, совершенно очевидно, уже не была девушкой. Длинные волосы Виктории были мягко каштановыми на переходе от льняного цвета ее детства к будущему более темному оттенку ее зрелости. Лицо у нее было круглое и все еще каким-то образом хранило выражение невинности, нос и подбородок несколько торчали. Она, подумал Каупертуэйт, никогда еще не выглядела такой сияющей. Он знал, этот ее облик, как и другие, вскоре будут запечатлены Францем Винтергальтером, придворным художником. Королева обладала властным взглядом, и Каупертуэйту лишь с трудом удалось оторвать от него свой собственный. Наконец, осуществив это, он обозрел остальное дезабилье Виктории. Она лежала, откинув одеяла, облаченная только в прозрачнейший из пеньюаров. Ее бюст и бедра были полноватыми, уже намекая на будущее ее сходство с кубышкой, и казалось, она достаточно созрела, чтобы произвести на свет много детей. Каупертуэйт внезапно ощутил глубочайшую уверенность, что в недалеком будущем страну своим появлением обрадует новый маленький принц или новая маленькая принцесса. Однако материнский аспект Виктории все еще был хотя и неотъемлемым, но не доминирующим. А в эти минуты вид ее и вовсе не походил на материнский. Ее обворожительное тело еще не знало ни единой беременности, и в соблазнительности она не уступала ни одной известной Каупертуэйту женщине. На карточном столике в углу виднелась наполовину собранная из кусочков загадочная картина, одно из любимых развлечений Виктории. А рядом покоился ее вездесущий дневник. Каупертуэйт преклонил колено. – Ваше величество… Голос Виктории был хрипловатым. Каупертуэйт знал, что она страдает воспалением миндалин. – Можешь забыть о титулах, глупенький мальчик. Я здесь не королева. Тут в доме столько других, знающих гораздо больше, чем я, и больше заслуживающих этот титул. Но я учусь. Подойди же, и я тебе покажу. Виктория умоляюще протянула к нему руки. Шокированный Каупертуэйт встал, подошел к кровати и сел на край, чтобы убедительнее изложить свои доводы. – Ваше величество, я понимаю, что обязанности вашего высокого сана причиняли вам многие досады, и только естественно, что вы искали забыть свои заботы, приняв роль блудницы. Но вы должны понять, что нация нуждается в вас. До коронации остается совсем мало времени. И не забудьте, какие личные муки вы причинили вашему премьер-министру. Виконт Мельбурн в полном отчаянии, не зная, где вас искать… – О чем вы говорите, глупый человек? Меня сюда поместил Мельбурн. Каупертуэйту почудилось, что его мозг разрывается на части. – Мельбурн… – Да. Лэмми объяснил мне, что этого требует мое образование. И как он был прав! Я же познакомилась со многими самыми видными людьми в стране гораздо ближе, чем мне это удалось бы в стерильных коридорах власти. Писатели, художники, члены Парламента, просветители. Мужчины и женщины. И даже несколько рабочих, которые копили деньги годы и годы. И беседы были почти столь же стимулирующими, как процесс любви. Тайны, которые я узнала, связи, которые я завязала, уверенность в себе, которую я выработала, не говоря уж о постижении приемов, которые, несомненно, угодят моему милому Альберту, когда мы поженимся. Все это хорошо мне послужит до конца моего царствования. И теперь меня не ждут никакие затруднения на моем пути, так я чувствую. О, это было блаженство! Такая жалость, что подошел конец. Каупертуэйт кое-как справился со своим языком. – Так, значит, у вас нет намерения отречься… – Разумеется, нет. Завтра я возвращаюсь во дворец на репетицию коронации. Все предусмотрено. А теперь довольно разговоров о политических делах, милый мальчик. Иди же сюда к своей маленькой Виктории и позволь ей все устроить. Виктория ухватила Каупертуэйта за плечи, повалила и начала расстегивать его ширинку. Каупертуэйт сперва застеснялся, но вскоре принялся с энтузиазмом содействовать. |