Книга Ветренное счастье, страница 27 – Ольга Дремова

— Ты представляешь, сколько с клеткой возни? — сложив материал по долевой, Любаша стала прикалывать детали выкройки булавками. — С полоской, и то умотаешься, пока всё совместишь, а с клеткой и вовсе погибель.

— Хм! Знаешь, чего я вспомнила? Когда я училась не то в девятом, не то в десятом, сейчас уже точно не скажу, наша учительница труда велела нам купить шерстяные отрезы для юбок. Ну, все люди как люди, чего смогли раздобыть, с тем и пришли, а мне же всегда нужно было выпендриться, — усмехнулась Лидия, — вот я и упросила мать достать мне ткани в клеточку. Что бы-ыло! — Лидия закатила глаза и громко рассмеялась. — Ты же знаешь, мне прихватку сшить, и то труд, а тут юбка! Ну, сделала я выкройку с горем пополам; чтобы чего не вышло, Людмила Георгиевна её выверила — исчеркала всю обоину вдоль и поперёк красной ручкой, и я стала кроить.

— Надеюсь, ты её кроила под чьим-нибудь чутким руководством? — стараясь уместить детали в одну длину, Любаша передвинула часть выкройки поближе к краю.

— Как бы не так! — задорно проговорила Лидия. — Взяла я эту бумажную штукенцию, вырезала и, как смогла, приляпала на ткань, а того не рассчитала, что клетка-то у меня не сойдётся. Мне бы, дурёхе, подумать об этом раньше — куда там! Взяла я ножницы побольше, и — крык! — наглядно демонстрируя, как было дело, Лидия соединила указательный и средний пальцы на правой руке.

— И до чего ты докрыкалась — всё на выброс пошло? — сквозь смех поинтересовалась Любаша.

— Да кто ж мне позволит шерсть в помойку бросать? Нет, конечно, — Лидия опустилась на пол и уселась рядом с подругой. — Когда я сметала это творение великого мастера и появилась в нём вечером перед матерью, её чуть столбняк не хватил: шутка ли, столько деньжищ на ветер пустить! Взяла она мою юбочку, сняла всю намётку и раскроила заново. Только после перекроя вещичка стала до того коротенькой, что пришлось к ней фигурную оборку пришивать.

— Да… С тобой, Лидк, одни убытки, — задумчиво глядя на разложенную выкройку, протянула Любаша.

— Точно, никакой прибыли, — не задумываясь, согласилась Лидия.

— Мам, а какой краской лучше цифры нарисовать? Мишка говорит, что тысяча девятьсот лучше сделать синими, а семьдесят шесть — красными, чтоб каждый сразу видел, какой год наступает, — в проёме двери большой комнаты неожиданно появился Славик. — А я думаю, что на стенгазете цифры разными быть не должны. Год-то один!

— Чего ж у нас всё одним цветом будет? — из-за его спины выглянула вихрастая голова Миньки. — Новогодняя газета должна быть яркой, мы же это всей редколлегией обсуждали, а теперь Славка упёрся и ни в какую!

— А если сделать цифры зелёными, как еловые лапы? — Люба подняла на ребят вопросительный взгляд.

— Зелёными?! — в один голос удивились мальчики.

— Ну да, зелёными. А поверх еловых лап мы с вами насыплем серебристых блесток, и выйдет, что у вас на ёлке лежит иней.

— А из чего мы сделаем блестки, из фольги? — карие глазёнки Миньки заинтересованно блеснули.

— Нет, фольгу мелко не нарежешь.

— А тогда из чего?

— Мы достанем коробку с ёлочными игрушками — через неделю так и так доставать, — возьмём какой-нибудь старый ненужный шарик и истолчём его в порошок. А потом намажем клеем раскрашенные цифры, посыплем их блёстками, они и приклеятся, а всё лишнее, что не приклеилось, сдуем.

— Ну, тёть Люб, у вас и голова! — уважительно протянул Славик. — Вот бы ни за что не додумался до такого!

— Теперь наша газета победит на конкурсе, это точно! — безапелляционно заявил Минька. — Ладно, Слав, хватит глазеть по сторонам, пошли, нам ещё красить сколько, а мы с тобой к математике даже не притронулись.

— А может, ну её, эту математику? До конца четверти два дня осталось, не станет же математичка ставить двойки перед самым Новым годом? — глаза Славика приняли умоляющее выражение.

— Ещё как станет, за милую душу! — критически оценил способности вредоносной училки Минька и потянул Славика за рукав в маленькую комнату.

— Какой же у тебя Минюшка толковый! — провожая взглядом неразлучную парочку, с завистью вздохнула Лидия. — А мой как тютей был, так тютей и остался. В пятый класс пошёл, а всё как дитятко малое — ни бе, ни ме, ни кукареку.

— Напрасно ты так о своём Славике, — Люба на минуту оторвалась от чертежей. — Он у тебя очень интеллигентный, воспитанный, скромный, — принялась перечислять она, — а скромность, между прочим, людей украшает.

— Скромность украшает только тогда, когда больше нечем украситься, — тут же перебила её Лидия. — Вот я, всю свою школьную жизнь была серой мышью. Сидела в уголке за последней партой и сопела в тряпочку. Другие девчонки уж с ребятами в кино ходили, а у меня даже подружки не было, какие там мальчишки!

— Как же ты за своего Кропоткина умудрилась выскочить? Вроде бы он не из последних, — убедившись, что выкройка приколота верно, Любаша взяла засохший обмылок и принялась тщательно обрисовывать припуски на швы.

— Как, как… Дурное дело нехитрое, — отмахнулась Лидия. — Смешно сказать, когда я за него замуж согласилась выйти, мы даже и месяца не были знакомы.

— Вот это да! — лицо Любы вытянулось. — А за мной Кирюшка хвостом ходил, сколько я себя помню. Мы и в казаки-разбойники вместе играли, и у Архиповых недозрелые яблоки из огорода по ночам воровали, и за одной партой сидели — я у него всё математику списывала, потому что сама в ней была ни бум-бум, — косясь на дверь, за которой скрылись ребята, шёпотом добавила она.

— Везёт тебе, ты знала Киру как облупленного, когда согласилась надеть колечко на пальчик, а для меня Кропоткин был котом в мешке, совершенно непонятной фигурой. Ты не поверишь, до церемонии в загсе я даже его отчества не знала, — увидев, что подруга ищет глазами затерявшийся обмылок, практически слившийся по цвету с бумагой, Лидия привстала и, сняв его с миллиметровки, подала Любе.

— Спасибо, — Любаша снова склонилась над тканью. — А зачем же ты согласилась, если толком и человека-то не знала?

— Мне тогда казалось, откажись я от Кропоткина, на меня больше никто в жизни не взглянет, так и останусь старой девой на выданье, — честно созналась она. — Что собой представляет Игорь, я узнала намного позже, даже не тогда, когда он ко мне переехал, — когда он ко мне переехал, он был тише воды, ниже травы. Я его раскусила позже, когда уже Славкой была беременная, а сразу-то после свадьбы я на него иначе как на икону и взглянуть не смела. Как же, при костюме, при галстуке, весь такой гладкий, как сытый кот.

— Но если он на тебе женился, значит, любил?

— Да со своей мамашей он больше жить в одной квартире не смог, вот и вся любовь! — решительно тряхнула светлой чёлкой Лидия. — А я тогда жила в двухкомнатной квартире вместе с родителями, а комната на Соколинке у нас пустая стояла. Это уж потом мы на Бережковскую переехали, а поначалу-то мы в коммуналке ютились, как все люди.