Книга Саламандра, страница 30 – Елена Никитина

— Ах, вот как, значит?! — набрав побольше воздуха в легкие, заверещала я. — Вещичек мне надарили?! Позаботились?! А почему шубку из маракула не заказали?! А где мантия выходная с мехом норнии?! А сапожки сафьяновые, золотом расшитые?! А муфточка песцовая?! Денег пожалели?! Так я и знала! Вы надо мной издеваться будете?! Чувства юмора тут ни у кого нет?! Не нужна мне ваша дурацкая одежонка, я и без нее неплохо выгляжу! Насмешники выискались! И головной убор новомодный себе оставь, он тебе больше подойдет! — Ни в чем не повинный чепчик совершил полет в сторону Полоза, но, не долетев, упал на пол. — Вы у меня дождетесь! Вы у меня тут попляшете! Я вам такое покажу, что… что… Что ты ржешь, как конь тыгдымский?!

Мой муженек уже хохотал в полный голос, сидя на полу и вытирая выступившие слезы. Вот дрянь! Эти двое точно имеют что-то против меня, иначе ему не было бы так весело.

— Слушай, я, конечно, все понимаю, — наконец сквозь смех смог выговорить он. — Но перепутать обычные детские вещи со своими…

— Что?.. — Мой голос предательски сел, и я поняла, насколько глупо выгляжу. — Зачем мне детские вещи?

— Я тоже так думаю. — Полоз попытался сделать серьезное лицо, но не преуспел. — Вальсия немного просчиталась. Нужно было подарить тебе инкубатор.

— Какой еще инкубатор? На кой он мне нужен?

Но когда до меня дошел смысл его слов, я очень пожалела, что всего лишь маленькая безобидная ящерка — мне захотелось приложить ему по лбу чем потяжелее и с максимально большим размахом. Бороться с этим желанием было трудно, но в целях самосохранения я с собой справилась.

— Злые вы, уйду я от вас, — обиженно проворчала я, сползая с кресла.

— Куда это ты уйдешь? — вдруг заинтересовался мой муженек.

— В огонь.

— Яйца нести? Тогда я тебе сам инкубатор подарю.

— Я тебе сейчас снесу яй…

По резко изменившемуся выражению лица Полоза я поняла, что ляпнула уже лишнего, и, не раздумывая, рванула в камин прежде, чем он успел проявить чудеса ловкости по отлавливанию мелких языкастых ящериц. Маловато у него пока еще опыта в этом деле, но если так и дальше пойдет (в чем я не сомневаюсь), он быстренько его поднаберется. Эх, пострадаю я когда-нибудь за свою болтливость, еще как пострадаю…

— Ах, вот даже как? — зашипел Полоз, не скрывая досады от своей неудачной охоты. — Ты, раритет пятнистый! Думаешь, тебе все с рук сойдет? То есть с лап и хвоста?

— Сам виноват, нечего было жениться. Не я тебя под венец тащила. И чего тебе так мой хвост дался? — Мне казалось, что я имею полное право обидеться, а вот чем мой навязчивый муженек недоволен, было совершенно непонятно.

— Да, я теперь понимаю, что очень просчитался, пойдя на поводу у глупых традиций.

— Вот и расплачивайся за свои просчеты!

— Уже расплатился, аж на пятьдесят лет!

— Всего-то?

— Думаешь, этого мало?

— Приплати столько же, и отец заберет меня обратно, избавишься и горя знать не будешь! — зло выкрикнула я и тихо добавила: — Хотя к этому гнусному предателю я ни за что больше не вернусь, лучше в монастырь уйду.

— К сожалению, такие браки, как наш, так просто не разрушаются, — огорошил меня Полоз.

— Почему это? — не поверила я и даже высунулась из камина. — Оформим развод, тапочки по голубиной почте, все остальное совместно нажитое добро — ростовщикам.

— Саламандра, ты что, совсем ничего не понимаешь?

Я подумала и пришла к выводу, что не понимаю, о чем и сообщила. А что я вообще должна понимать, кроме того, что меня лишили элементарного права выбора. Это тоже традиция такая? Ну и на кой она тогда сдалась?

— За что же мне это наказание? — простонал Полоз, обессиленно опускаясь в кресло прямо на мои — тьфу, не совсем мои — вещички.

— За жадность, наверное, — невинно предположила я.

Мой муженек постучал ладонью по подлокотнику. Его задумчивый вид навевал на мысли о бренности бытия и о том, что мы все там когда-нибудь будем — кто раньше, кто позже. Причем моя бренность, если судить по его холодно поблескивающим змеиным глазам, витала где-то в пределах досягаемости вытянутой руки, а может быть, и гораздо ближе. Ох, не нравится мне его задумчивость.

— Саламандра, давай вести себя как нормальные взрослые люди, — неожиданно спокойным голосом предложил Полоз. Вот, что я говорила!

— Что ты имеешь в виду? — сразу насторожилась я. — И потом, не забывай, мы не люди. Особенно я.

— Да? — Полоз наклонился к камину так близко, что мне показалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет ко мне в огонь. Я-то тут, в пламени, себя очень комфортно чувствую, а вот ему, боюсь, не поздоровится. Но моим злорадным мыслям не суждено было осуществиться, муженек неплохо соблюдал дистанцию. — Ты думаешь, что я поверю в сказочку, что ты привязала ведро над дверью, будучи вертлявой козявкой? Не смеши меня.

— Сам ты вертлявая козявка, — в который уже раз за день разобиделась я.

— Ты его небось даже в человеческом облике еле подняла, — невозмутимо продолжил мой благоверный. — И я даже догадываюсь, что долго ящерицей ты быть не можешь, как и я — полозом.

— И что из того? — Нехорошее чувство зашевелилось в груди, но я решила сначала дослушать.

— Ничего, — многозначительно улыбнулся он. — Есть кое-какие догадки.

— Это какие же?

— А то, что теперь ты будешь всегда находиться рядом со мной. Везде.

— Так уж прям и везде? — скептически поинтересовалась я. — А если мне в туалет захочется, ты тоже будешь рядом караулить?

— Если надо будет, то и покараулю.

Вот вляпалась-то!

— И что ты сделаешь, когда я соизволю стать человеком? — продолжала я допрос с плохо скрываемым любопытством.

— В первую очередь отшлепаю за вылитое на меня ведро воды, и за каждый листочек, повисший на мне, отдельно.

— А потом?

— А потом… — Полоз мечтательно поднял глаза к потолку и медленно растянул губы в хищной улыбке.

Угу, сомневаюсь я, что он в этом самом «потом» жутко раскается, падет передо мной на колени в экстазе безмерного самобичевания и начнет с упоением целовать мои желтенькие пятнышки на спинке и лапках. Хорошо еще, если голову не открутит (или не откусит), вон как плотоядно на меня через язычки пламени пялится.

Превращаться при нем в человека мне окончательно расхотелось. Чувствую, радужных перспектив передо мной все равно не раскроется, так какой смысл напрягаться? Тут ноги делать надо, а не ждать у моря апельсинов. И чем быстрей, тем лучше.

Полоз оказался человеком слова, как это ни прискорбно. Первый день после нашего многообещающего разговора он добросовестно и безвылазно провел со мной в комнате, выползая (а заодно выгуливая и меня) только на время завтрака, обеда и ужина, которые теперь уже проходили в узком «семейном» кругу, то есть мы соображали на троих. Владыку не особо радовал мной пятнистый вид, но он молчал, выказывая свое неодобрение нахмуриванием бровей и плотным сжиманием губ, не больше.