Онлайн книга «Цепи его души»
|
— На полный рабочий день выходить ты точно не сможешь, — я испытующе посмотрела на нее. — Но если захочешь, вполне сможешь продолжать ему помогать в свободные часы и по выходным. Жюстин серьезно кивнула, сцепив руки на груди. — Я согласна. — Тогда жду тебя завтра в десять. И не забудь свою картину, я лично ее посмотрю. На худеньком лице расцвела счастливая улыбка: — Спасибо, ваше светлость! Я приду… приду обязательно! Я знала, что она придет. И скорее всего, мне понравится ее картина, потому что горящие глаза девочки говорили о многом. Ра́вно как и ее эскизы, и то, что она не побоялась настоять на встрече со мной. — Ты, кажется, нашла себе новую ученицу? — голос мужа раздался за спиной, и я улыбнулась. Кто бы мог подумать, что гувернантку и художницу можно совместить. Преподавала я только утром, до полудня, а после бежала домой, или, точнее сказать, летела на крыльях. Пусть даже Эрик был очень занят и стал частым гостем во дворце у его величества или в ведомстве Анри (производством мобилей сейчас полностью управлял Тхай-Лао, а Фьет-Лао стал нашим бессменным дворецким), мы с ним всегда находили время друг для друга и никогда надолго не разлучались. — Подслушивал? — я обернулась. — Наблюдал. Эрик подошел и встал рядом: под сводчатыми потолками, украшенными барельефом, в окружении многоголосой толпы и картин, рядом с ним я снова вспомнила Королевский музей искусств в доме графа Аддингтона. Тот музей казался мне гораздо менее уютным, чем Вилль д’Оруа, а еще тогда я даже представить не могла, что Эрик станет моим мужем. Всевидящий, да я бы пальцем у виска покрутила, если бы кто-то мне такое сказал. Подумав об этом, улыбнулась. — Ты уже отпустил прессу? — Скорее, она отпустила меня. — Надеюсь, больше перепуганных журналистов не будет? — Больше не будет, — искренне покаялся он. — Просто когда ты носила Рауля, я счел лишними некоторые вопросы. При мыслях о сыне я снова улыбнулась, и Эрик тоже. Наш малыш напоминал солнышко (особенно когда улыбался) и был очень похож на моего папу в детстве. Его портреты были единственным, что я сохранила из дома де Кри, а маленький Рауль помимо внешности деда сохранил магию своего отца. Способность к управлению водной стихией проснулась в нем около года назад: в тот день он неосознанно создал свой первый туман, чем перепугал няню до полусмерти. Она как раз собиралась его купать и отвернулась, чтобы достать полотенце. В ту же минуту ванную окутали клубы тумана, такого густого, что поглотили все на расстоянии вытянутой руки. Мы с мужем прибежали на ее крики, а Рауль в этой пелене заливался смехом, гоняя по воде игрушечного утенка. — Пройдемся? — Эрик подал мне руку, мы направились по залу. В другой стороне, как раз напротив огромных часов: знаменитых, являющихся особенностью Вилль д’Оруа, расположилась еще одна моя картина. Ту, что я начала еще в Лигенбурге и привезла с собой в Вэлею. Подойти близко сейчас не представлялось возможным, и, хотя перед нами все расступились бы, мы предпочли остановиться чуть поодаль, тем более что и так помнили каждый ее штрих. На отмеченном снежными искрами холсте застыла невероятной красоты женщина, с раскрытых ладоней срывались снежные вихри, а за спиной раскрывалась словно запечатанная в хрусталь алая роза. Капельки-слезы блестели на лепестках, но лицо женщины оставалось бесстрастным. Ра́вно как и легкая, тронувшая ее губы улыбка. — Ты удивительно точно передала ее образ, — негромко произнес муж. Пожалуй, только мы и знали, кто изображен на картине. Я слегка изменила черты Камиллы (с ее опасной работой лишняя известность вовсе ни к чему), но главное здесь было не в чертах. — Ледяная роза, — добавил Эрик. Да, картина называлась именно так, но сейчас он точно говорил не о картине. — Она не сказала Анри о том, что вы развелись, — напомнила я. — Значит, не все, что она тебе говорила, было игрой. — Сейчас это уже неважно. — Важно, — сказала я. — Она действительно любила тебя, Эрик. Она не предавала тебя, просто… была рядом. Он улыбнулся, притягивая меня к себе. — Давай лучше поговорим об Эрике… — Нет! — наигранно-испуганно воскликнула я. — Нет, я пока не готова! — Разве? А кто вчера говорил, что скучает в этом суровом мужском царстве? — Я такое говорила?! — Не дословно, но… — Эрик понизил голос до шепота, а потом увлек меня за собой, в сторону выхода. — Куда?! — воскликнула я. — У нас же открытие! — Не думаю, что нас потеряют… — Должны зайти Тереза и Анри! — Я на них уже и так насмотрелся. — И мама с Миралиндой! Они ради такого даже в столицу приехали! — Ну вот и пусть любуются картинами. — Его величество… — К демонам! — Эрик! — возмущенно воскликнула я, когда муж все-таки вытащил меня за двери. — Ты совершенно невозможный, невоспитанный… — Ужасный, — подсказал муж, увлекая меня в длинный затемненный коридор, из которого вдалеке доносились голоса. — Нет! — успела только пискнуть я, когда под его рукой поддалась панель, и мы оказались в потайной нише, укрывшей нас ото всего мира. — Ты что делаешь?! — искренне возмутилась я, когда его ладонь скользнула по моему плечу, стягивая платье. — Эрику. — Эрик! Он рассмеялся: негромко и хрипло. — Брось, Лотте. Я мечтал это сделать с той самой минуты, когда оказался запертым с тобой в нише, а ты так трогательно краснела… — Ты не мог этого видеть! — выдохнула ему в губы. — Зато мог чувствовать, — бессовестные пальцы моего бессовестного мужа скользнули по полушариям груди, заставляя меня вздрогнуть. — Знаешь, мне тут пришло в голову… Он подался ближе, обжигая шею дыханием, скользя пальцами по второму плечу и обнажая его. — Если бы я не сказал тебе настоящее имя… как бы ты меня назвала? Я приподняла брови: — Георг? Эрик ненадолго остановился, и в тишине было слышно только наше сбивающееся дыхание. Всевидящий, мы оба сошли с ума! — Лотте, серьезно?! Какой из меня Георг? — Серьезно? — еле слышно выдохнула я. — Никакой. Эрик сдернул верх платья так резко, что я содрогнулась от пронзивших тело ощущений, а потом коснулся губами груди, обжигая нежную кожу коротким укусом. В эту минуту мне стало не до имен, не до выставки и не до гостей. Изумрудная вспышка на миг осветила его лицо: потемневшие глаза, взгляд, от которого жар прокатился по телу, а дыхание стало прерывистым. |