Книга Цепи его души, страница 39 – Марина Эльденберт

— Прежде чем ты пройдешь мимо, Шарлотта, — он шагнул ко мне почти вплотную, — и будешь права, я хочу сказать, что ничего не знал о случившемся. Я действительно зациклился на себе, а не на том, на что стоило бы обратить внимание. Мне было сложно принять, что в твоей жизни появился другой мужчина. Сложно принять, что я не сумел тебя от него защитить, но я даже предположить не мог, что произошло в мое отсутствие. Я не прошу прощения, потому что такое сложно простить. Я просто прошу о возможности поговорить с тобой. Недолго.

Я смотрела на него, чувствуя, как внутри трескается хрупкая скорлупка запечатанных наглухо чувств. Если я кого и ожидала здесь увидеть, то Ирвина — в последнюю очередь. Не после того, как мы расстались, не после того, что мы наговорили друг другу. И все-таки сейчас, глядя ему в глаза, почти не дышала. Это странное, глупое чувство, что все еще можно вернуть, всегда приходит не вовремя и бьет в самое сердце.

— Мы можем поговорить на улице, — сказала я. — Сюда сейчас придут мои коллеги.

Комната, где можно переодеться и запереть одежду, была одна на всех, но Ричард и Джон всегда уступали ее мне, как утром, так и после работы.

— На улице не получится, — сухо произнес Ирвин. — Там дежурит твой соглядатай.

Нахмурилась.

— Тхай-Лао не соглядатай. Он просто сопровождает меня…

— Да брось, Шарлотта. Он «просто сопровождает» тебя, чтобы докладывать о каждом твоем шаге своему хозяину. Ты же так любила свободу, и где все это сейчас?

Должно быть, я изменилась в лице, потому что Ирвин покачал головой.

— Прости. Я не ссориться пришел, просто никак не могу с этим смириться.

Прежде чем я успела ответить, в коридор с хохотом вывалились мужчины.

— А я тебе говорил, что… — начал было Ричард, но тут увидел нас и осекся.

Ирвин был в штатском, но широкие плечи и выправка сразу выдавали в нем военного. Возможно, еще чересчур пристальный, цепкий взгляд — как рыболовный крючок, которого я раньше за ним не замечала. Возможно, не замечала, потому что раньше он таким не был. Что и говорить, он тоже… повзрослел.

— Ирвин, это мои коллеги, мистер Ричард Фард и мистер Джон Рэнгхольм. Ричард, Джон, это…

Я запнулась, потому что не знала, как теперь представить Ирвина. Раньше я могла сказать «лорд Ирвин Лэйн», сын моего опекуна, но сейчас привязывать имя Оливера Лэйна, виконта Фейбера, к себе я не хотела. Да и не знала, хочет ли этого Ирвин.

— Лорд Ирвин Лэйн, — он первым нарушил молчание и шагнул к мужчинам, по очереди встречая рукопожатия. — Сводный брат Шарлотты.

— Брат? — переспросил Джон.

— О… а я-то уж думал, что мы наконец-то познакомимся с тем, кто занимает все ее мысли.

Глаза Ирвина заледенели, и Джон поспешно наступил Ричарду на ногу. Поспешно, но все равно уже поздно, если можно так выразиться. В одном Ирвин был точно прав: если Тхай-Лао увидит нас вместе, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Вы позволите нам поговорить здесь? — спросила я. — Это недолго.

— Да нам только халаты сбросить, — заметил Ричард, который мигом стал серьезным. — И вещи забрать.

Они действительно управились за минуту: когда их голоса затихли в конце коридора, Ирвин открыл дверь и указал мне в сторону комнаты. Шагнула внутрь (свет мужчины оставили включенным), и только сейчас вспомнила, что я уже одета. Сняла шляпку, расстегнула пальто и положила его на спинку стула. Закусила губу и повернулась к Ирвину.

— Я просто хотел сказать, что мне жаль, — произнес он. — Жаль, что так получилось с картиной, что мне не хватило понимания, чтобы почувствовать, насколько для тебя это важно. Для меня эта статья показалась всего лишь трепом, но для тебя…

— Это все в прошлом, Ирвин, — я покачала головой.

Прислушалась к себе и поняла, что да. Действительно в прошлом.

По крайней мере, статья.

— Я рад, если так.

Кивнула. Рассказывать о том, что случилось с «Девушкой» не хотелось. По большому счету, теперь это тоже в прошлом. Как и многое другое.

— Я не знал, что леди Ребекка твоя мать.

Хрупкая скорлупка треснула сильнее. Если бы я могла закрыться, защититься от этого взгляда навылет, так бы и сделала, но я не могла. Поэтому просто сложила руки на груди.

— И уж тем более не представлял, что она на такое способна. Ты говорила ей про долговую метку?

— Говорила.

Еще сильнее.

Запертые внутри чувства поднимались волной, грозя смести меня вместе с остатками самообладания, поэтому я покачала головой.

— Пожалуйста, Ирвин, давай не будем. Просто скажи, зачем ты пришел.

— За этим. Я пришел за этим, Шарлотта. С той минуты, как я узнал о случившемся…

Он шагнул ко мне, и я отступила. Наткнулась на стул, поэтому Ирвин остановился, в потемневших глазах отразилось… что? Сожаление? Мои чувства? Я не знала. Знала только, что оно может выбить меня из хрупкого равновесия, в котором я уверенно (или не очень) держалась последние дни.

Неделя.

Даже меньше. Меньше недели прошло с того дня, как леди Ребекка пришла ко мне, чтобы поговорить, а потом попыталась меня увезти. Вытряхнуть из жизни: из своей, из Лигенбурга, вымарать, стереть, как однажды стерла из своего сердца саму мысль о том, что я ее дочь.

Почему?!

— Я не могу ни о чем больше думать. Я вообще ни о ком не могу думать, только о тебе. О том, что оставил тебя одну. Уже в который раз.

Нет, это уже слишком.

Во мне сейчас столько всего намешано, что если продолжать в том же духе, я просто взорвусь (как тот паровой котел, которого боялась миссис Клайз), и полечу над Лигенбургом. Вот только у меня даже зонтика нет, чтобы за него зацепиться.

— Ты ведешь им счет?

Спросила исключительно для того, чтобы чем-то заполнить паузу. Эта пауза была слишком яркой и звучала на разные голоса. Смехом леди Ребекки, подхватывающей меня на руки на побережье, резким и сухим, как ветки под ногами по осени, голосом ее отца и его взглядом, пронизывающим, как порыв ледяного ветра. Чеканным и церемонным, как монетный звон отсчитываемых в банке денег — виконта Фейбера, и резковатым, ломающимся — Ирвина, когда мы впервые увиделись. Он наклонился и протянул мне руку (совсем не кичился тем, что мальчишка, да еще и намного меня старше, чтобы обращать внимания на такую мелочь, как я), улыбнулся и сказал: «Ну здравствуй, Рыжик».

— Веду. Первый был, когда я уехал в Рихаттию, — Ирвин достал из внутреннего кармана сюртука ленту, и у меня потемнело перед глазами.

Лента (лазоревая, как спокойное летнее море в жаркий день), лежала у него на ладони. Лента, которую он подарил мне. Мы были в городе, и я увидела ее на витрине: она лежала среди множества таких же, выделяясь только простеньким узором, расшитым бисером. Я смотрела на нее, не отрываясь, и он запомнил. Кажется, дороже подарка у меня не было за всю мою жизнь.