Книга Слепой. Человек в черном, страница 33 – Андрей Воронин

— Ну, допустим, видела…

— Вы знаете, кто здесь вместе с вашим сыном?

— Нет.

— Совсем никого?

— Мне только что звонил господин Черненко. Здесь должен быть его сын. Но он вместе с Вадиком сейчас находится в лагере.

— Да, это мы знаем. А вот двое других — это лидеры этой группировки — Шмырь и Голова. Такие у них клички.

— Я их не знаю… — покачала головой Закревская.

— А вы не задумывались, почему именно с вашими детьми пожелали сфотографироваться Шмырь и Голова?

— Нет.

— Голова и Шмырь хорошо известны органам. И если ваши дети находятся рядом с ними, никаких сомнений не возникает, что они активные члены этой профашистской организации. А это для репутации их родителей совсем нехорошо. Ведь у «Белого орла» есть программа, есть уже проведенные жестокие, даже со смертельными исходами акции. То есть ваш сын подпадает под уголовную ответственность.

— Но ведь он никого не избивал и тем более не убивал, — взмолилась Закревская.

— Возможно. Но избивали и убивали те, кто стоит с ним рядом. Значит, и у него рыльце в пушку.

— Я думала, что меня компрометирует то, что мой сын сфотографирован голый на фоне Красной площади. А здесь, оказывается…

— Вас шантажировали?

Закревская кивнула.

— Вы уже перечисляли какие-то деньги?

— Нет. Еще нет.

— Если мы будем с вами работать в паре, нам удастся их выследить.

— Что я должна делать?

— Предположим, вас шантажируют Шмырь и Голова. Можно рискнуть и послать Шмырю эсэмэску, назначить встречу для личной передачи денег. Он человек жадный и вряд ли откажется от предложения получить деньги. И в таком случае будет возможность взять его с поличным.

— Но ведь это очень опасно… — растерянно пробормотала Закревская.

— Мы будем рядом. Не волнуйтесь, — сказал капитан Пташкин и добавил: — Иначе ни вы, ни господин Черненко от них не отвяжетесь.

— Давайте попробуем, — кивнула Закревская.

— Я знал, что вы согласитесь, — не смог скрыть радости капитан Пташкин.

Он взглянул в свою записную книжку и, взяв у госпожи Закревской ее телефон, послал с него эсэмэску: «Деньги при личной встрече сегодня, в пятнадцать ноль-ноль в нашем офисном дворике у фонтана». Набрав, капитан Пташкин показал эсэмэску госпоже Закревской.

— Вам подходит?

Она прочитала и улыбнулась:

— Вы даже успели дворик с фонтаном рассмотреть…

— Это самое удобное место.

— Но они ведь могут не знать, где расположен мой офис…

— Конечно, — кивнул капитан Пташкин. — И мы укажем точный адрес.

— Давайте попробуем, — пожала плечами госпожа Закревская, подавая капитану Пташкину визитку с точным адресом центрального офиса.

Капитан Пташкин набрал адрес и отправил эсэмэску Шмырю. Через несколько минут они получили ответ. Шмырь писал: «Понял. Буду».

До трех часов оставалось два часа. И Закревская вопросительно взглянула на капитана Пташкина:

— У меня обед. Может…

— Нет-нет, — не дав договорить, перебил ее капитан Пташкин. — Я, когда в городе, привык обедать дома. А вы, как знаете. В половину третьего будьте у себя в кабинете.

— А деньги ему настоящие давать? — спросила Закревская.

— Ну, если у вас есть столько лишней налички, можете ее, конечно, отдать. Только, думаю, не этому Шмырю.

— А Шмырю что же мне давать?

— Я привезу вам.

— Настоящие? — удивилась Закревская.

— Конечно, — пожал плечами капитан Пташкин.

Проводив капитана Пташкина до дверей и пожав ему на прощание руку, Закревская набрала номер Чуба. Тот был недоступен. Она вздохнула и, понимая, что ей сейчас совсем не до обеда, закрыла кабинет на ключ, подошла к шкафу, достала подаренную кем-то подушку в виде сердца, легкое покрывало и, сбросив туфли, прямо в костюме прилегла на диван, попыталась задремать. В последнее время она очень следила за своей фигурой и в одном из глянцевых журналов вычитала, что лучшее средство для похудения — это сон. Поэтому, если уставала, вместо обеда укладывалась подремать. Эту ее новую привычку уже хорошо знали и Аллочка, и Чуб. Единственное, сегодня нельзя было отключать телефон. Ведь в данный момент она была в центре событий.

Напряжение было настолько сильным, что стоило Закревской закрыть глаза, как она буквально провалилась в сон. И почему-то сразу она увидела пропавшего мужа. Он сидел на ее рабочем месте, строгий, седой и что-то высматривал на экране монитора. Он был так занят, что не заметил, как она вошла, не услышал, как подошла к нему со спины и заглянула через плечо. То, что она увидела на экране, и во сне повергло ее в шок. На экране в вульгарной позе в открытом ярко-бирюзовом купальнике стояла она, Закревская. «Раздень меня!» — гласила надпись. И тут в двери постучали, и на пороге появился капитан Пташкин.

Закревская от неожиданности даже ойкнула и проснулась. В двери действительно стучали.

— Кто там? — спросила она, взглянув на часы. У нее оставалось целых полчаса законного отдыха.

— Это я, Алла, — послышался голос секретарши, которая по всем расчетам должна была быть на обеде.

— Ну что тебе еще? — спросила Закревская.

— Тут вам просили передать… — пробормотала Аллочка каким-то испуганным голосом.

— Что еще там такое?! — недовольно проворчала Закревская, пряча в шкаф подушку с покрывалом, и, взглянув по пути в зеркало, направилась к двери.

Распахнув двери, она увидела Аллочку, которая держала в руках что-то завернутое в газету. Закревская насторожилась и, чуть даже отстранившись, спросила:

— Кто это передал?

— Сказали — для вас от капитана Пташкина. Сам капитан не придет. Не хочет светиться. Все. Передала слово в слово.

— Спасибо, — кивнула Закревская, осторожно взяв в руки сверток, и заметила: — Сколько раз я тебя учила не принимать от незнакомых людей никаких передач. Там же что угодно может быть. Даже мина.

— Да нет, — покачала головой Аллочка. — Нет там никакой мины. Я, простите меня за любопытство, заглянула. Там всего лишь деньги.

— Деньги? — сначала удивилась Закревская, а потом, наконец разобравшись, что к чему, покачала головой: — Но ты, надеюсь, понимаешь, что обо всем, что происходит, никому ни слова.

— И даже Чубукову?

— И даже Чубукову.

— Поняла, — кивнула Аллочка.

— Сама же знаешь, с органами шутки плохи.

— Да, это я знаю, — многозначительно кивнула Аллочка.

— Если будет меня кто-то спрашивать, скажешь, буду после четырех.