
Онлайн книга «Каннибалы»
– Что? – Сперва национализация компании, потом… – Но можно ведь поставить на уши юристов. Подать в суд за границей. Можно… Надо сражаться! Она умолкла. Борис опять провел руками по лицу, словно снимая паутину. – …Блин, если б только можно было сдать кровь как-нибудь без иголок, трубок, всей этой хрени. У меня просто яйца втягиваются от одной мысли, как мне иголку воткнут в вену. – Ты боишься иголок? – А ты нет? – Никогда раньше не сдавал кровь? – А ты что, сдавала? – О, ну я была идейная. В молодости. Да. Кровь сдавать – первая. На субботник – первая. Шефскую помощь пионерам – первая. – Может, не надо это вообще делать? – Ты хочешь или нет. – Хочу. Но люди… – Люди оценили. Когда ты сказал, что тоже придешь и сдашь. Я видела. Они оценили. Они видят, что ты искренне. – Сомневаюсь. Теперь я и сам вижу, что в этом есть что-то фальшивое… – Не ной. Просто не смотри на иголку. Иди. Борис, кряхтя, встал с кровати, поплелся в ванную. – Футболку смени! – крикнула вслед Вера. – Тебе там будут закатывать рукав, но, может, заставят снять рубашку! Вера прислушалась. В ванной зашумела вода. Вера торопливо вынула телефон. Одно новое сообщение. Вера фыркнула. Эта тупая Ирина до сих пор уверена, что переписывается с Борисом. 6 Стены в больнице были кафельными. Белыми. Пол был кафельным. Охристым. От этого все здесь особенно звонко било по слуху. Каждый лязг ее инструментов отдавал у Бориса поджелудочной щекоткой. Он полулежал-полусидел в неудобном кресле. Скрипучем. От скрипа сводило зубы. Женщина в белом халате («Представляю, как на него брызнет», – подумал Борис и зажмурился) сказала: – Руку вытягиваем. Он вытянул. Она больно клюнула его ватным тампоном, от которого холодило кожу, пошел спиртовой запах. – Не напрягаемся. Борис слышал в голосе нетерпеливую злость тюремной надзирательницы. «Ошибка, – подумал. – Не надо было вообще лезть». Помогать, суетиться. Они его ненавидели. Чем больше его здесь было – в больнице с раненными, в фойе с родственниками, у шахты вместе с местными волонтерами, – тем больше ненавидели. Но встать и уйти было поздно. Она затянула ему руку резиновым жгутом. В пальцах сразу начало неметь. Защипнула кожу. Потом отвесила руке несколько звонких оплеух. Борис от неожиданности брыкнул ногами. – Больно? …Извините, – сказала медсестра. – Просто вену не видно. Борис вдруг понял, что голос у нее не злой, а усталый, а на лице – не ненависть, а тоже усталость. Несмотря на прибывших из Москвы медиков, местная больница переживала тяжелые дни и ночи. Особенно тяжелые, потому что для многих под обвалом оказались родственники, друзья, приятели, родственники друзей и так далее, – маленький город! – Да, – сказал он. Попробовал улыбнуться. – Ничего. Ее лицо немного обмякло: – Мы просто сперва думали: приехал еще один мудак из Москвы. Потом разобрались. Женщины хотели сказать, что извиняются, – отрывисто и сухо процедила медсестра. – Мы там все с ума сходили. У всех… – Я сам из маленького города, – сказал Борис. Он не стал ничего добавлять: понятно. В маленьком городе большая трагедия встряхивает до дна и каждого. Медсестра кивнула, дала его руке еще одну оплеуху, а затем всадила иглу. От бумажного треска собственной кожи Бориса чуть не вывернуло. По трубке стала подниматься темная кровь. Он отвлек себя мыслью: а эта медсестра, она там тоже была? Она в него – там тоже плевала? Медсестра похлопала его по плечу: – Сомлел? – А потом: – Молодец, – сказала. – Все правильно. Люди не дураки. Люди всегда разберутся, что к чему. Вера сидела на клеенчатой скамье в коридоре. Убедилась, что Борису вставили иглу и он не сбежит, вынула телефон. Борис его так и не хватился. «Да уж. Не до блядок», – усмехнулась Вера. Новое смс от девчонки. Мягкое выражение с лица ушло, стало ожесточенным. Открыла. Прочла, покачала головой. – Засранец… – сказала тихо. Выделила только что отправленное сообщение. Нажала: удалить. 7 На железном мостке минус седьмого этажа «мартенсы» загремели так, что техник Володя сбавил шаг. Остановился. Щекотка в копчике. И чувство, что на тебя кто-то смотрит. Он огляделся. Металл, тихое гудение ламп дневного света. Глубокий трюм. Где-то высоко – сцена. Но про это думать не хотелось. Рация пискнула, затрещала – голос Петровича: – Володька, ты где? Он поднес ее ко рту: – На минус седьмом. Где ж еще. Иду готовить к демонтажу пресс. Сам послал, теперь кудахчет. – Че? Рука с рацией невольно опустилась. Волосы на затылке поднялись. Древняя часть мозга, доставшаяся технику Володе от пресмыкающихся, опознала белковый запах и тут же перевела его в ощущение ужаса. Но эволюционно более новые участки мозга не могли взять в толк, откуда оно: это чувство, что на тебя кто-то смотрит. Потом Володя сообразил: конечно же. Из фильма «Властелин колец», вот откуда. Когда отважный хоббит спустился в нутро горы, и вдруг среди черепков открылся живой глаз. Глаз дракона. Но здесь драконов быть не могло. Максимум, крысы. Крысы и кошки. Рация опять пискнула, треснула: – Ты там ничего еще не отвинтил – не отсоединил? – Нет. – Не трогай ничего! – А что? – Отбой. «Сапфиры» монтируем обратно. То им все завинчивай. То все развинчивай. То опять завинчивай. Задолбали. Но сказал Володя вслух только: – О’кей, – но зато самым красноречивым тоном. Петрович и сам понял невысказанное. Думал так же. – «Сапфиры» только что поставили обратно на афишу. – Директор же… – Директора барракуда слопала. Езжай сюда. Приказ повесили. Володя убрал рацию. Все-таки чем-то пахнет. Он всмотрелся в пресс – гигантское неподвижное насекомое. Повел ноздрями. Оттуда пахнет? Не оттуда? Задували мощные вытяжки, двигая, перемешивая воздух. Несовершенный нос пасовал. Володя повернулся. Генераторы. Ему показалось, что дверь одного железного шкафа открыта. Пошел к нему. Рация пискнула, затрещала: – Ну ты где? Тащи уже задницу наверх! Тут все с высунутыми языками бегают, а он там прохлаждается! |