
Онлайн книга «Каннибалы»
И нет у него слабостей. Больше нет. Он выучил английский, слушая диски в московских пробках. И бабы – больше никаких баб: Татьяна знает, что теперь он ей безупречно верен. Что можно солисту, то нельзя директору балета. Никаких глазок, улыбок, шуточек, цапанья за коленку, не говоря о большем – ночи в номере на гастролях, эх! Ни-ни. Коготок увяз – всей птичке пропасть. А пропадать Аким не хотел. Даша напрасно пыталась попасть глазами ему в глаза. С ее ростом Акиму пришлось чуть ли не задирать голову – чтобы все-таки смотреть поверх нее. Ну и балерины пошли, негодовал он. Баскетбольная команда. Это все с французов началось, с Гиллем. У нас таких дылд раньше из хореографического училища отчисляли. Чтобы смогла закончить обычную среднюю школу и получить другую профессию. Зачем зря учить? – она же встанет на пуанты и окажется выше любого парня. Аким-танцовщик таких балерин терпеть не мог. Да ее поднимать – надорвешься. Но Аким-директор заставил себя полюбить и Белову. Публике нравится. Критики верещат от счастья. Гастрольный план забит под завязку. Деньги, деньги, деньги. Если завтра его вышибут из этого театра… Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Допустим, не завтра, а через пару лет, и не вышибут, а подсидят, – в жизни ведь случается всякое! Из театра уходят – все. Никто не сидит в кресле пожизненно. Так вот, когда такое случится с ним, к этому моменту его CV будет выглядеть так, что он станет желанным кандидатом на кресло в любом европейском театре. Английский он уже выучил. А пока – со всеми построже. Особенно с этой. Пока она еще не обросла здесь знакомствами, сразу поставить на место. Но говорить – мягко. – Даша, у меня сейчас встреча. С новым председателем Попечительского совета. Она посмотрела ему за спину. Все режиссерское управление в сборе. И даже фотограф театральной многотиражки «Наш театр» Миша, с хомутом камеры на шее. – Давай это подробно и спокойно обсудим. После встречи. Он нажал на слова «спокойно» и «после». И даже посмотрел ей в глаза, думая при этом про нового председателя: «Где ж этого козла носит?» – Посиди в буфете пока, я здесь закончу и сразу к тебе спущусь. Мы это все немедленно уладим. Не волнуйся, спектакль ты знаешь. Мальчики тоже все знают свою партию. Просто поддержки проверите – а на это время есть. – Дело не в поддержках. «Я возвращаюсь в Питер», – вот в чем. Но сказать не успела. – Ясно же, что тут какое-то недоразумение. – Я… – Ты их не так поняла. «Ладно. Я уезжаю. Не хочу даже вникать», – сразу успокоилась Даша. «Вроде успокоилась, – остался доволен собой Аким. Уф. – С бабами всегда так трудно», – пожалел он себя. Непринужденно потеснил Дашу к выходу. – Хорошо, – кивнула она: – После. Подумала: «Позвоню пока в Питер». С кем сперва поговорить? С худруком? С директором театра? Или с директором балета? Они, конечно, немного обижены, из-за Лондона. Но сумеют сделать вид, что нет. Ведь она возвращается, разве не это – главное? – Хорошо, – повторила. – Вот и славно, – обрадовался легкой победе Аким. И оба чуть не получили по лбу дверью. Запыхавшийся дядька в сером костюме ввалился между ними. Аким фальшиво просиял: – А, вот вы где! Борис извинился за опоздание. – Простите, пробки. Все тут же захлопали. Фотограф Миша поднял камеру. Аким интимно подхватил Бориса под руку. Их окатила вспышка. У Бориса перед глазами поплыли синие червячки. Даша двинулась к двери. – Даша, погоди, – приподнято окликнул Аким. Схватил ее за руку, подтянул обратно. – Знакомьтесь, пожалуйста. Борис Анатольевич Скворцов, наш новый, но уже очень нам дорогой председатель Попечительского совета. По совместительству – глава «Росалмаза». Алмазы России, так сказать, сокровищам русского балета. Он услужливо отряхнул Борису рукав. Хохотнул: – Где только вы пыль у нас нашли? И показал: – А это та самая Даша. Борис смутился. Даша почувствовала камень под диафрагмой. Тошное ощущение, что тебя поволокло совсем не туда, куда ты собралась. А мужик в сером костюме заговорил. И все говорил, говорил. Речь, видно, приготовил заранее. Даша не слушала. Думала, как позвонит своим в Питер. Что скажет. Мужик в костюме умолк. Все захлопали. Он больше ничего не сказал. Даша поняла, что закончил. Он протягивал ей ключи. «Не рада, что ли? – удивленно подумал Борис: странная. Да, после Питера Москва ей, наверное, кажется диким местом. Мне тоже так казалось, весь первый год, если не больше». Он приветливо улыбнулся: – Знаю, что в Питере у вас был вид из окна получше, но мы постарались не ударить в грязь лицом. Даша хотела возразить. Он очень ошибается: не был, а скоро снова будет. – Даша, ну ты подвинься ближе, подвинься, – замахал ладонью фотограф Миша. – А вы – ключи поднимите повыше. Только лицо себе ими не закрывайте. Белова протягивать за ключами руку не спешила. «Не понимает?» – подумал Борис: квартиру ей не сняли, а купили, насовсем. А Даша думала, кому сначала позвонить. Авдееву? Или Кикину? Авдеев самый главный. Но он дирижер. А Кикин – не главный, но он директор балета. С кого начать? – …Зато этот вид – полностью ваш, – улыбнулся Борис. – Это ваш дом, не общежитие. Вот видите, я про вас читал в Интернете. Лицо у нее окаменело. М-да, понял свой промах Борис. «Нет, это добавлять не стоило. Вышло типа богатенькие московские буратино башляют питерской золушке – у нас такое ненавидят». У нас – в Питере. А Даша думала: «Позвоню сперва Авдееву. Он нормальный». – Ближе, ну! – из-за камеры крикнул Миша. – Аким, встань тоже рядом, а? Для горизонтальной картинки. Режуправление, тоже. Встаньте вокруг. Полукругом! Все засуетились, обходя друг друга, чтобы не столкнуться. – Теснее! Не все влезают, – командовал Миша, сверяясь с видоискателем. – В центре: обнимитесь. Что вы, как неродные! Борис положил ладонь на талию. Ужасно твердую и горячую под лайкрой. Совсем какую-то не женскую. Будто трогаешь дерево, а оно – теплое. От удивления обернулся на Белову. Сказал – но вышло с дурацкой игривостью: – Здесь у вас друзья. – Не вертимся, – предупредил Миша. У нее даже веки не дрогнули. Улыбка сияла. Глаза как стеклянные таращились в сторону камеры. Борис вспомнил сцену на лестнице. – Я знаю, как вам сейчас, – шепнул он, глядя перед собой. |