Онлайн книга «Каннибалы»
|
– Шлюхе – кто поверит? – Мразь этот Бобров, похоже, еще та, – тихо согласился Кириллов. Далеким фоном послышались голоса. – Спасибо, – ответил коротким гудкам Петр. Степан Бобров, владелец добротной «ауди», респектабельного костюма, новой квартиры и уважаемого кресла в фирме, связанной с космической отраслью, был тем, каким и показался Петру: слишком уж добропорядочным, чтобы ему верить. – Осмотрительный гражданин Бобров… – Да? – ответил он на звонок. – Привет, дорогая. – Все в порядке? – тревожилась Лида. – Конечно. – Я просто беспокоилась, не забыл ли ты… – Не забыл, – быстро перебил Петр. – Почему я должен был забыть? Комок бумаги, брошенный к мигающему, рождающемуся огоньку ссоры. Нет, так нельзя. Стоп. – Лида, ну как я могу такое забыть? Ты что? Конечно, все в порядке, – мягко поправился Петр. – Да, – как будто кому-то в стороне сказала она. – Пока. Огонек ссоры, зашипев, пустил струйку дыма, угас. Но горький запах еще некоторое время висел в воздухе. 18 Руки были холеные, тонкие, с обточенными и полированными ногтями. И с мозолями – тремя желтоватыми камешками на ладони, которая каждый день сжимает палку в балетном классе. Вероника поскребла один: ничего с ними не поделаешь. Что он там нудел? Перчатки. Да. Она вынула тоненькие нитяные перчатки. Похожи на те, в которых делают маску для рук. Надо будет поделать маску для рук. Вероника обернула инструмент бархатным одеяльцем. Перекрестилась, и вправила этот кокон в сумку, осторожно подняв борта. «Если будет хоть на волосок царапина…» – сказал ей Геннадий. «Тогда ты меня убьешь?» «Нет, моя любовь. Тогда мы не получим деньги. И у тебя не будет новой сладенькой маленькой машинки. Убьют – скорее меня. А так все в порядке, дорогая». Вероника старалась. Очень старалась. Она всегда старалась. В прошлый раз она чуть в обморок не хлопнулась. Когда в коридоре к ней прицепился какой-то придурочный чувак в костюме. А она – с сумкой! Отстал, слава богу. В тот раз. Вероника выглянула в коридор. Вроде чисто. Выплыла уверенной походкой. Сердце колотилось, как после коды в темпе vivace. Выдавила улыбку и «Пока, ребята» охранникам, которые – она знала – дружно пялятся на ее задницу. 19 Славик не любил вот эти вот последние минуты. Не знаешь, куда себя девать. Совершенно как в поездках, когда все контроли прошел, а в самолет еще не пускают, и никаких развлечений, кроме телефона и туалета. За стеной занавеса мартовскими голосами завывали настраиваемые скрипки, похрипывали фаготы, снегирями посвистывали флейты, время от времени испускала жестяной звук труба. На противоположной стороне кулис начала собираться белая пена: кордебалет. Подчеркнуто буднично протопал по сцене монтировщик. На сцене вздымался живописный парк с торчащим зубом замка вдали. Перекликалась сквозь хрип раций машинная часть и режиссер, ведущий спектакль. Наводили последний блеск. Кто-то из девиц в последний раз пробовал каверзные туры, как будто запускал и запускал волчок, а тот все валился и валился набок. У всех было какое-то дело. Славик прислушался к себе, напряг на проверку мышцы внизу живота: нет, в туалет не хотелось. Даша ходила вдоль занавеса, опустив взгляд на собственные ступни, как будто не понимала, что это такое. Руки в боки, из-под стеганного жилета топорщилась пачка, из нее вниз торчали лохматые рейтузы. Дошла до невидимого угла, развернулась, обратно. Дошла, в который раз потопталась, шаркая подошвами, в ящике с канифолью, развернулась, обратно. И опять все с начала. Пошла, повернулась, обратно. Не хватало только хвоста, который бы хлестал по бокам. Как будто занавес был прутьями клетки, а по ту сторону – посетители зоопарка. Славик знал – бывал там с мамой. Опять уставилась на свои ступни. «С туфлями лажа какая-то, что ли?» – забеспокоился Славик: с девчонок могло статься. Но и на мягкий звук его шагов Даша не подняла голову, на привет не откликнулась. Он тронул ее за локоть – странно голый и острый среди всех этих пухлых пушистых округлостей. Даша отшатнулась, как будто ее потрогали раскаленными щипцами. Славик сам отпрянул от неожиданности: – Извини. Она посмотрела на него, как будто не вполне понимая, кто перед ней. С тем же выражением лица спросила на ходу: – У тебя все хорошо? И опять: дошла, повернула, обратно. Вид у Даши был по-прежнему какой-то отъехавший. Дали повестку. – Да. Вся суета на сцене разом втянулась в темные кулисы. Скрипичные вопли за занавесом стихли. Накатила первая волна аплодисментов: это дирижер прошел в оркестр, махнул публике, обернулся к музыкантам. Затем взволнованно и простодушно грянула увертюра. Слушая и не слушая такие знакомые звуки, Славик начал стаскивать гетры. – Из-за лютни паришься? – дружелюбно попробовал начать разговор он. Белова глянула мимо него. Разговор не задавался. – Я что хотел сказать. Теперь я уже сам не уверен, – заново начал он. – Ты так расстроилась, что я тоже стал думать, что лютня не та. Ну как я могу знать, сколько там струн. Я сказал, что на той было много струн. Я еще подумал: как в них пальцы не застрянут? А на этой шесть. Но сейчас я не уверен. Честно. А какая разница, сколько там струн. Ты же не играть на ней будешь. А туры у тебя и с этой вышли. Белова опять глянула – на него, но как будто мимо. Она вообще слышала, что он сейчас сказал? Что все фигня и что он – все равно за нее. – Да ну, – опять начал увещевать он. – Тут надо по-другому придумать. Чтобы у тебя было все свое. Ну не все, а важное. Вот у Кшесинской, я читал, была собственная коза для «Эсмеральды», – удачно ввернул он, потому что обычно не читал ничего и этот факт слышал от того, кто читал: вероятно, от пресс-секретаря, которая беседой развлекала соседей по креслам во время долгого японского перелета. – Хочешь, тебе найдем лютню, чтобы была своя и никто ее не хапал… И ты зря не психовала… На ебэе, например. Там до фига такого. Наконец она вроде бы включилась. Но совсем не так, как он ожидал: отпихнула обеими руками, начала стягивать, сдирать рейтузы. На сцене приплясывал и притопывал, тряся гирляндами, кордебалет. Потом брызнул по обе стороны, выстраиваясь в линии. Музыка начала подкрадываться, как большая кошка. Даша нервно расстегивала жилет. Глаза как стеклянные. – Раз тебе не все равно, – осторожно напомнил Славик ссору на репетиции. Даша вскинулась, хлопала себя по ляжкам, как будто давала сама себе пощечины: |