Онлайн книга «Царица поцелуев. Сказки для взрослых»
|
Охватив колени руками, Елена сидела на мшистом берегу, покачиваясь взад и вперед. Глаза ее были темны. Она смотрела на деревья за рекой и, не видя ни одного из них, шептала злым голосом: – Отравлю! Отравлю! Странное дело, – злоба обыкновенно искажает человеческие лица и даже красивое лицо делает безобразным, отвратительным. Елена же и злая была очень красива в этот день, хотя особенною красотою никогда не отличалась. Все, и дикий блеск ее темно-синих, почти черных глаз, и яркий румянец смугло-загорелых щек, и ее резко заломленные, стройные, голые руки, и красивый покрой одежды, немного небрежной, – все в Елене восхитило бы всякого, кто бы ее здесь увидел. Восхитило бы даже самого закоснелого хулигана. В этот несчастный день как раз нашелся хулиган полюбоваться одичалою красотою Елены. X Какой-то чуждый природе звук вывел Елену из ее задумчивости. В то же время она почувствовала на себе чей-то противно-клейкий взгляд. Елена вздрогнула и обернулась. Недалеко от нее, выдвинувшись из-за куста, стоял молодой человек в грязной и изорванной одежде, сам очень грязный, до черноты загорелый и почему-то очень веселый. Елена не успела испугаться и с любопытством всматривалась в молодого оборванца. Даже с некоторым удивлением отметила для себя, что ничего страшного нет. Очень красивый парень, гораздо красивее всех тех городских молодых людей, с которыми была знакома Елена: у тех ее знакомых были или вялые мускулы, или тупые лица. А с этого хоть статую лепить, – дневного, ликующего бога. На губах его зажглась улыбка, солнечно-радостная, и казалось, что от нее должно пахнуть розами. За улыбкою сверкали зверино-белые зубы. Елена подумала: «Вот бы его одеть как следует и с ним поиграть в теннис». Елене стало весело. Парень подошел к ней медленно, улыбаясь так же все широко, – совсем близко подошел, и остановился у ее ног, топча редкий мох громадными, темными, как первозданная земля, ступнями. И не розами от него запахло, – потом и луком. Но и это не было Елене противно. Елена, улыбаясь, спросила оборванца: – Что тебе надо? Что ты тут стоишь? Парень захохотал, поискал слова. – Шельма! Сахарная! – сказал он наконец. Елена нахмурилась, строго посмотрела на него, сказала: – Да не для тебя. – Захочу, и для меня будешь, тварь белосахарная, – отвечал оборванец. Он задышал часто и порывисто. Елена вскочила на ноги, и в ту же минуту оборванец накинулся на нее, левою рукою обхватил спину, а правою толкал в плечо, стараясь повалить ее. Елена отбивалась и кричала что-то. Оборванец, хрипя и дыша тяжело, говорил ей: – Кричи, кричи, стерва, никто не услышит. И вдруг закричал жалобно и тонко: – Да не кочевряжься, размилашечка! Разве я тебе не человек? Ай ты не баба? Сквозь страх и остервенение борьбы, смех протиснулся в Еленину душу и с ним дикая, звериная радость торжествующего тела. Елена вдруг почувствовала сладкое, томительное безволие. Она опустила руки, упала на мох, отдалась на волю безумного случая, точно в реку головою вперед бросилась. Красивое, зверино-злое лицо склонилось над Еленою. Глаза ее отразились в черной бездонности чужих, близких глаз. Резкий запах дурманящим облаком обвил ее. В сладостной, жуткой истоме Елена схватила голыми руками грязную, жесткую шею молодого босяка. – Милый, милый! – шептала она. XI Когда страсть погасла в нем и в ней, они сидели рядом на земле и разговаривали. Как будто были близки друг другу. Елена жаловалась на постылого мужа, босяк на то, что от деревни отбился, а в городе работы найти не может. Елена говорила нежно-звенящим голосом, называла босяка множеством нежных имен и ласково гладила его по жестким взъерошенным волосам, – а он говорил хриплым сильным голосом, пересыпал свои слова непристойною бранью и называл Елену странными кличками, то размилашка, то «стерьва»; только эти две клички и употреблял. Так как слово «стерьва» он выговаривал с мягким знаком после, то оно, очевидно, казалось ему очень любезным и совершенно пригодным для выражения нежных чувств. Елена сказала: – Мне пора идти домой. Но я не хочу так с тобой расстаться. Я для тебя что-нибудь сделаю, помогу тебе пристроиться. Ты приди сюда завтра в это же время. Я принесу тебе денег и вообще подумаю, что можно для тебя устроить. Парень усмехнулся широко. Спросил: – А ты не врешь? Не обманываешь? – Зачем же мне тебя обманывать! – возразила Елена. – Зубы заговариваешь, чтобы я тебя отпустил, – объяснил парень. – Боишься, что придушу. Одежонку оберу, продам, пропью. Елена засмеялась. – Не пугай, – сказала она, – я тебя не боюсь, ничуть. Ты – не зверь, и душить меня тебе не за что. Одежонки на мне немного, сам видел, и продать ее тебе негде, сразу попадешься. – Чего не продать! – сказал парень. – Продать всегда можно. – А водки я тебе сама завтра принесу, – продолжала Елена. – Ты мне нравишься. Ты молодой, красивый. Я непременно хочу вывести тебя в люди. Непременно приходи сюда завтра. Парень развалился на траве. – Ладно уж, приду, – важно сказан он. – Только ты смотри, стерьва, не вздумай сюда людей привести. Меня не сцапаешь, я хитер, а сама получишь ножом в брюхо. Елена опять засмеялась. – Уж больно ты грозен! – сказала она. – Вот и грозен! – куражась, говорил парень. – Нашему брату с бабой валандаться нечего: придушил да и дело с концом. Ну что, отпустить аль душить? – Отпусти, миленький, – сказала Елена, целуя парня. – Проси милости, стерьва! – закричал босяк. – В ноги кланяйся! Елена покорно и неторопливо поклонилась в ноги босяку и повторила: – Отпусти, миленький. И на одежонку не зарься, грош тебе за нее дадут, я завтра принесу гораздо больше. Босяк заставил Елену еще несколько раз кланяться ему в ноги, дал ей целовать свою грубую грязную руку, – Елена все это делала покорно, и это ощущение рабской покорности нравилось ей. Наконец босяк сказал: – Ну ладно, так и быть, помилую. Иди, а завтра водки принеси побольше. Не придешь, – на дне моря найду. Елена еще раз, уже по своей воле, поклонилась в ноги босяку и сказала: – Спасибо, миленький, что отпустил, на одежонку мою не позарился. Так завтра не забудь прийти. Потом поцеловала его в губы и пошла от него прочь. Отойдя несколько шагов остановилась, обернулась и крикнула: – Миленький, хороший бы из тебя старец вышел. Засмеялась и побежала. Парень хохотал и выкрикивал грубые слова. |