Онлайн книга «Собиратель реликвий»
|
Лошадиные копыта простучали по деревянному мосту. По левую сторону высилась башня замковой церкви, а справа виднелись башни-близнецы городского собора. На восточной окраине расположился монастырь августинцев, где брат Лютер наверняка сочинял очередную гневную инвективу против папы. Бедный дядюшка Фридрих! Стражник у городских ворот жестом велел Дисмасу проезжать. Во дворе замковой церкви Дисмас спешился. Он смотрел на величественное строение и с грустью думал, что в последний раз посещает место, где провел так много времени, пополняя галерею Фридриха. Еще печальнее было от мысли, что он никогда больше не увидит своего покровителя. Дворецкий Клемп объяснил, что курфюрст в Долгом зале, позирует Кранаху для нового портрета. Дисмас прошел в кабинет Спалатина. Случайная встреча в нюрнбергской таверне все еще внушала определенное беспокойство. – А, блудный племянник! – с улыбкой приветствовал его Спалатин. Что он имел в виду? Или это его обычное добродушие? После обмена любезностями Дисмас как бы невзначай спросил: – Кстати, что-нибудь выяснилось о странной депеше? – Ничего. Наверное, очередное разгильдяйство почтовой службы. Далеко не первое. Привезли что-нибудь любопытное для дядюшкиной коллекции? Места почти не осталось. В прошлом месяце мы пересчитали все реликвии. Угадайте, сколько их у нас? – Тысяч семнадцать? – Семнадцать тысяч четыреста сорок три. Похоже, архиепископу Майнцскому за нами не угнаться. Между прочим, до нас дошли слухи, что он обзавелся собственной плащаницей. – А, ну да. – Дисмас натужно хохотнул. – Таких плащаниц пруд пруди. – Говорят, эта какая-то особенная. – Спалатин смотрел на Дисмаса. – Не может быть, чтобы вы о ней не слыхали. – Я был в разъездах, к тому же перевидал столько плащаниц, что меня трудно удивить. Как поживает дядюшка? – Как обычно. Подагра. Камни. Как вам известно, он любит вкусно поесть. – Это точно. – Дисмас похлопал себя по животу. – Тоскует по охотничьим дням. Он ведь обожает охоту. Но это все в прошлом. Лютер ему очень досаждает. – Что происходит? – Поговаривают, что на Лютера готовится покушение. Пришлось расставить стражу на каждом углу. – Его не посмеют убить в городе. Спалатин пожал плечами: – Он нажил могущественных врагов. Император, папа, наш драгоценный будущий кардинал Майнцский. Если бы не ваш дядюшка, от брата Лютера уже давно бы осталась лишь кучка золы и косточек. – Да уж. Хвала Всевышнему за дядюшку Фридриха. – Трудно сказать, как все обернется. Надеюсь, что в перерывах между сочинением памфлетов, обличающих Римскую церковь, брат Лютер находит время помолиться и попросить у Бога долгих лет для курфюрста. Фридрих вам очень обрадуется. Он постоянно вас вспоминает. Он очень привязан к вам, Дисмас. Вы ему и впрямь как настоящий племянник. – Да, я знаю. Удалось сторговать часы по сходной цене? – Против нюрнбергских часовщиков я просто ребенок, – рассмеялся Спалатин. – Как бы не пришлось просить вас одолжить мне горсть дукатов. По правде говоря, я очень рад, что вам удалось вернуть свои деньги. Какой же все-таки жулик этот Бернгардт! В Долгий зал Дисмас вошел через двери в дальнем конце. Фридрих, смежив веки, сидел в кресле у окна. Наверное, дремал. Он не любил позировать. Осторожно ступая, Дисмас приблизился. Паркет скрипнул. Кранах обернулся и приложил палец к губам. Дисмас пригляделся к мольберту. Миниатюра. Кисти совершенно крохотные, в иных лишь по волоску или два. Разговор вели шепотом. – Как он? – Спит. – Ясно. – Дисмас рассматривал крошечный портрет. – Хорошо выходит. – А вы чем промышляли? В могилах рылись? – Нет. С этим покончено. – Ну и что за плащаница у Альбрехта? Дисмас пожал плечами: – Не знаю. Спалатин что-то такое упоминал. – Как это? Вы – и не знаете? Вы же в своем деле дока. – Я плащаниц повидал больше, чем вы – холстов, мастер Кранах. Фридрих приоткрыл глаза. В юности они у него были навыкате, что придавало им напряженное, лютое выражение. Дюреру удалось это запечатлеть. Увы, возраст и избыточный вес взяли свое. Глаза подзаплыли, но цепкий взгляд, теперь уже искоса, из-под тяжелых век, все так же пригвождал собеседника к месту. Обвисшие щеки смягчали некогда суровый, жестокий облик. – Племянник. Даете советы мастеру Кранаху? – Убеждаю его пририсовать нимб, – улыбнулся Дисмас. – А Кранах хочет дождаться канонизации. – Ну, это навряд ли. Подойдите же. – Он развел руки для объятья. – Лукас. – Да, ваша милость? – Довольно на сегодня. – Как будет угодно вашей милости. Протирая кисти, Кранах раздраженно взглянул на Дисмаса. Кранах был человеком разносторонних интересов. Придворный живописец и бургомистр, он вдобавок владел крупнейшим издательским домом в Виттенберге, городской аптекой и многочисленной недвижимостью. Они с Лютером были в приятельских отношениях. Надо же, размышлял Дисмас. И Дюрер, и Кранах – известные художники. Дюрер подвержен меланхолии, но в настроении – душа общества и весельчак. А с Кранахом не посмеешься. За все годы их знакомства Дисмас ни разу не видел, чтобы Кранах смеялся. Впрочем, это заметно и по его картинам. Нет вдохновения. – Чем порадуете своего дряхлого дядюшку? – спросил Фридрих. – Боюсь, я нынче с пустыми руками. Приехал, чтобы… – Дисмас осекся. – В чем дело? – Я приехал попрощаться, дядюшка. Возвращаюсь домой. Пора. Фридрих насупился. Глаза его увлажнились. – Так неожиданно. Работа над коллекцией еще не закончена. Дисмас улыбнулся: – Ваша коллекция – лучшая в мире, дядюшка. Ну, после ватиканской. Мастер Спалатин говорит, что у вас почти не осталось свободного места. – А чем вы собираетесь жить? – Я не пропаду. Ваша щедрость сделала меня состоятельным человеком. Не беспокойтесь за меня. – Я думал, вы потеряли все деньги. Из-за этого поганого Бернгардта. Значит, ему обо всем известно. Спалатин. – Мне… – Дисмас кашлянул, выдавливая ложь. – Мне удалось вернуть некоторою сумму. Фридрих пристально смотрел на него. Внутри у Дисмаса все съежилось. – Я буду по вам скучать, Дисмас. – И я по вам, дядюшка. Фридрих стащил с пальца перстень: – В знак моей любви. – Я… Нет… Я не могу… – Дисмас протестующе вскинул руки. |