Книга Бессмертие графини, страница 56 – Надежда Сакаева

Люди перестали быть суеверными, перестали считать нас настоящими. Перестали верить.

Конечно, охотники остались. Но остальные, увидев наши алые глаза и бледную кожу, считали нас поклонниками фильмов о вампирах, но никак не настоящими вампирами. И это могло бы развязать нам руки, если бы не повсеместное наличие камер и прочее.

Внушить одному человеку легко. Но попробуй внушить полицейскому отделу, который будет заниматься расследованием совершенных тобой убийств, да не забудь стереть о себе всю информацию в базе данных, уничтожить все улики. А уж если к делу подключатся федеральные агенты...

Все же отменить ежегодную «охоту» я не смогла. Как и не смогла запретить убийства полностью. Просто теперь вампиры нанимали для своих целей людей. Конечно, о том, что в конце их съедят, никто не догадывался. Люди считали, что просто идут в услужение вампирам, добровольно становясь их прислугой, донорами, а иногда и даже любовниками. И платой здесь служили не деньги, а обещанное бессмертие.

Бывало такие люди находили нас сами, но чаще именно мы нанимали их. Они подписывали специальный договор (в этом веке легко получить доверие за одну лишь бумажку, заверенную у нотариуса), а после, разрывая связь с прошлым, шли к нам в услужение.

Не только мой клан использовал людей подобным образом. Пожалуй все, кроме потомков Виктория, делали это. Еще бы, ведь многие вампиры привыкли к целой толпе слуг, еще будучи аристократами, а зачем платить деньги за труд, если ты можешь получить все то же самое за одни только обещания?

Вот только, кто-то просто отпускал людей по истечении срока, стирая им память, а кто-то убивал.

Эш всегда выбирал последнее.

Очередной день моего обращения, коих было уже столько, что я сбилась со счета, обернулся неожиданностью. Каким-то образом миновав стоящих в охране упырей, на наш банкет попали девушки, заблудшие на стройку.

Они дрожали от страха, хотя одна из них и сжимала в руках лопату.

Но как бы мне ни было их жаль, я не могла отпустить людей, попавших к разгоряченным вампирам. Меня бы просто не понял мой клан, а пошатнувшийся авторитет стоил бы мне слишком дорого.

Кажется, я настолько сжилась со своим образом, настолько влипла в жестокость и власть, что все это стало частью меня, как прежде, такой частью была и любовь к графу, все еще хранившаяся на дне моего мертвого сердца.

К тому моменту я стала все четче осознавать – я уже не смогу исправить Эшварда. Это знание, просачивающееся в меня с каждым его дурным поступком, пока еще не переросло в уверенность.

Рудольф, которому я рассказала многое из своего прошлого, убеждал меня быть жестче с Эшем. Ведь он давно перестал быть моим верным рыцарем, превратившись в копию графа.

Кроме прочего, Эшвард, возмущенный моей политикой внутри клана и рамкам, в которых он был вынужден держаться, готовился свергнуть меня.

Я знала это четко, но даже такое знание не могло меня подтолкнуть на решительные действия. Все что я могла – это доверить Рудольфу решать проблему за меня.

В тот вечер так и произошло. Рудольф уговорил меня позволить ему попытаться приструнить Эша. Конечно, он знал, что Эшвард старше, а значит сильнее, но он много тренировался, а Эш так давно надевал маску, что даже я уже не могла различить в какие из моментов он притворяется.

Попытка окончилась провалом Рудольфа, хотя, по его словам, он был близок к победе, но ему помешала одна из тех девушек, забредших на наш «праздник».

Эш пришел ко мне за объяснениями. Еще бы, согласно правилам все внутри клановые конфликты должна была решать я. А нападение одного члена клана на другого можно считать полноценным конфликтом.

Сам он, несмотря на возмущения, всегда действовал против меня исподтишка, не вступая в открытую конфронтацию. Нарушая правила он смиренно принимал наказания, слушал мои ему внушения, а сам втихую строил собственные планы. И его показная верность мне ничего не значила.

Всю свою вечность я буду клясть себя за то, что оказалась слишком слабой и обратила его.

Эшвард потребовал оставить ему девушку, а очнувшийся Рудольф, которого принес Эш, смотрел на меня с извинением.

– Нет, – покачала головой я, жестом отсылая Рудольфа из комнаты и показывая, что я на него не злюсь. – Она уже обещалась, как закуска на ужин.

– Закуска? – усмехнулся Эш.

– Да, – я сжала губы. Маска, носимая мной уже столько веков, давалась мне нелегко.

– Рудольф нарушил правила клана и я требую компенсации у вас, как у главы.

– Рудольф понесет наказание за свой поступок.

– Выговор? Внушение? – фыркнул Эш. – Впрочем, мне не важно. Мне нужна эта «закуска». И вы не можете мне отказать.

– Ты забываешься, Эш, – я нахмурилась.

Уже давно я перестала позволять ему неуважение к себе.

– Я? – он картинно вскинул брови. – Я в своем праве. Может, вынесем это на решение всего клана? Новые гости привезут сегодня еще людей. Ужин и без того будет плотным. Так почему вы отказываете мне в такой малости?

И я сдалась.

– Хорошо. Забирай.

Каждый год я говорила о том, что Эша пора остановить. Но каждый год я не могла на это решиться, оставляя слова всего лишь словами. И дело было не только, и не столько в его потомках, преданных ему лично.

– Я рад, что вы проявили благоразумие, графиня, – улыбнулся Эш, довольный, что я опять пошла у него на поводу.

А потом эта девочка убила Рамону.

Рамону не любили в клане. Я обратила ее случайно, когда разбиралась с потомками Эша. Они пошли против правил, и мне пришлось показать свою власть. Если Эшу я прощала многое, то здесь была вынуждена проявить жестокость. Иначе мое влияние пошатнулось бы и клан стал неуправляемым.

Да и Эш, наверняка, таким образом проверял мою слабость к нему. И если бы я ее проявила, скрытый бунт перешел бы в явный.

И вот, во время драки, капля моей крови попала Рамоне на губы, а потом она умерла.

Я не желала ей вечности.

Я бы никому не желала вечности, но Рамона была из прислуги, что готовы на все за этот дар, и поэтому, ей я не желала вечности вдвойне. Она была неприятной, жадной и злобной.

Однако в части сохранения жизни новообращенным правила строги, и я не могла бы их нарушить, ведь сама приняла их.

После обращения Рамону не любили в клане. И, конечно, особенно упорствовал в этом вопросе изящный и красивый, даже до своей смерти, Эш. Ведь сама Рамона красотой не блистала.

Но все же, он обязан был повиноваться, и держал себя в руках, а потому их конфликты не выходили за рамки словесных оскорблений.

Но после второй ночи бала, где Эш, получив девчонку, во всю пользовался своей властью над ней, произошло непредвиденное.