Книга Первый человек в Риме, страница 173 – Колин Маккалоу

– Чем мы можем помочь? – спросил Котта.

Друз покачал головой, не в состоянии что-либо сказать, а Цепион Младший, казалось, вообще ничего не слышал.

– Кто-нибудь догадался послать ликторов к дому Квинта Сервилия, чтобы охранять его от толпы? – спросил Рутилий Руф.

– Я это сделал, – наконец произнес Друз.

– А жена его? – спросил Котта, кивнув в сторону Цепиона Младшего.

– Я распорядился, чтобы ее и ребенка отвели в мой дом, – ответил Друз, дотрагиваясь рукой до щеки, словно хотел убедиться, что это не сон.

Цепион Младший пошевелился, удивленно посмотрел на троих мужчин, окруживших его.

– Только золото, – проговорил он. – Все, что их волновало, – это золото! Они даже не подумали об Аравсионе. Они не прокляли его за Аравсион. Они думали только о золоте!

– Такова натура человеческая, – тихо произнес Рутилий Руф. – Заботиться больше о золоте, чем о жизни людей.

Друз внимательно посмотрел на дядю. Но если Рутилий Руф и произнес свои слова с иронией, Цепион Младший этого не заметил.

– В этом я виню Гая Мария, – сказал Цепион Младший.

Рутилий Руф взял Цепиона Младшего под руку:

– Успокойся, Квинт Сервилий, Марк Аврелий и я проводим тебя до дома Марка Ливия.

Когда они стали спускаться со ступеней сената, Луций Антистий Регин отошел от Луция Котты, Дидия и Бебия и приблизился к Норбану, который отступил, приняв оборонительную позу.

– Можешь не волноваться! – выпалил Антистий. – Я не собираюсь пачкать руки о разных дворняжек вроде тебя! – Он выпрямился. Он был высокий, очевидно с примесью кельтской крови. – Я отправлюсь в Лаутумию и освобожу Квинта Сервилия. Никто в истории нашей Республики еще не был брошен в тюрьму в ожидании ссылки, и я не допущу, чтобы первым стал Квинт Сервилий! Попытайся остановить меня, но я послал домой за мечом и клянусь Юпитером, Гай Норбан, если ты встанешь на моем пути, я убью тебя!

Норбан засмеялся:

– Забирай его! Отведи Квинта Сервилия домой и утри ему слезы! Не забудь заодно подтереть ему задницу! Хотя на твоем месте, я даже близко не подошел бы к его дому.

– Смотри слупи с него побольше! – крикнул Сатурнин вслед удалявшемуся Антистию. – Он может заплатить золотом, ты ведь знаешь!

Антистий резко обернулся, поднял руку и сделал всем известный жест.

– О, мне этого не надо! – воскликнул Главция, смеясь. – Если ты педераст, это еще не значит, что и все остальные тоже.

Гай Норбан потерял интерес к происходящему:

– Хватит, пошли домой, поедим.

Хотя Скавра сильно тошнило, он скорее умер бы, чем унизил себя рвотой на людях. Поэтому он заставил себя отвлечься и сосредоточиться на удалявшейся троице, смеющейся, оживленной, победившей.

– Они оборотни, – сказал он Метеллу Нумидийскому, чья тога была испачкана в крови Скавра. – Посмотри на них! Куклы Гая Мария!

– Ты можешь встать, Марк Эмилий? – спросил Метелл.

– Не могу, пока не пройдет тошнота.

– Я видел, как Публий Рутилий и Марк Аврелий повели домой двоих парней Квинта Сервилия, – сообщил Метелл.

– Хорошо. Нужно, чтобы за ними кто-нибудь присмотрел. Я никогда не видел, чтобы толпа так жаждала нашей крови, даже в худшие дни Гая Гракха. – Скавр старался глубоко дышать. – Нам нужно идти очень спокойно, Квинт Цецилий. Если мы будем торопиться, эти оборотни побегут за нами.

– Будь проклят Квинт Сервилий и это золото! – не выдержал Метелл.

Почувствовав себя лучше, Скавр с помощью своего приятеля поднялся на ноги:

– Значит, ты веришь, что он взял его?

Метелл Нумидийский презрительно фыркнул:

– Перестань, Марк Эмилий, не пытайся одурачить меня! Ты знаешь Цепиона так же хорошо, как и я. Конечно он взял это проклятое золото! Я никогда не прощу его за это. Это золото принадлежало казне.

– Дело в том, – начал Скавр, трогаясь в путь неуверенными шагами, – что у нас отсутствует наша внутренняя система правосудия, с помощью которой такие люди, как ты и я, могли бы наказывать предателей из нашей среды.

Метелл Нумидийский пожал плечами:

– Такой системы и быть не может, ты же сам знаешь. Учредить такую систему – значит признать, что сенаторы не всегда соответствуют надлежащему уровню. И если мы продемонстрируем нашу слабость – нам конец.

– Я лучше умру, чем допущу это, – согласился Скавр.

– И я тоже. – Метелл Нумидийский вздохнул. – Я только надеюсь, что наши сыновья будут такими же сильными, как мы.

– Тебе бы не следовало это говорить, – заметил Скавр, скривив губы.

– Марк Эмилий, Марк Эмилий! Твой мальчик еще очень молод! Я пока что не вижу в нем ничего плохого, правда.

– Тогда, может, поменяемся сыновьями?

– Нет – хотя бы потому, что такой жест убьет твоего сына. Больше всего ему мешает твое неодобрение. Он знает: что бы он ни сделал, ты его не поддержишь.

– Он слабак, – сказал сильный Скавр.

– Вероятно, ему могла бы помочь сильная жена, – предположил Метелл.

Скавр остановился, повернулся к своему другу:

– А это мысль! Правда, я еще не подобрал ему жены. Он еще совершенно незрел. У тебя есть кто-нибудь на примете?

– Моя племянница Метелла Далматика. Дочь Далматика. Через два года ей будет восемнадцать. Сейчас, после смерти Далматика, я ее опекун. Что ты скажешь на это, Марк Эмилий?

– Договорились, Квинт Цецилий! По рукам!

Как только Друз понял, что Цепиона-отца признают виновным, он послал своего управляющего Кратиппа и всех физически сильных рабов в дом Сервилия Цепиона.

Обеспокоенная судом и тем немногим, что ей удалось подслушать из разговора Цепиона Младшего с Цепионом-отцом, Ливия Друза, за неимением иного дела, решила поработать за ткацким станком. Книга не могла ее отвлечь, и даже пикантные любовные стихи Мелеагра пропадали втуне. Не ожидая вторжения слуг своего брата, она испугалась. На лице Кратиппа читалась явственная паника.

– Быстрее, госпожа, собери все, что ты хочешь взять с собой! – сказал он, оглядывая ее гостиную. – Твоя служанка уже складывает твою одежду, а няня собирает ребенка. Ты только скажи мне, что ты хочешь унести – книги, ткани.

Большими глазами – от удивления они сделались просто огромными – она смотрела на управляющего, ничего не понимая.

– Что это? В чем дело?

– Твоего свекра, госпожа, как сказал Марк Ливий, суд собирается признать виновным, – объяснил Кратипп.

– Но почему из этого следует, что я должна уйти? – спросила она, придя в ужас от одной только мысли жить опять в доме-тюрьме своего брата – теперь, когда она наконец почувствовала свободу.