
Онлайн книга «Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна»
– В здешних краях не угадаешь. Чудородам моим ничего не делается, а она на вид нормальней тебя была, и вот: нет ее, – задумчиво проговорил Паук. – Так-то, парень. Одноглаз из-под черной копны волос поймал мой взгляд и продолжил наращивать кнут. – Когда уже яйца допекутся? – спросил Нож, щупая серыми руками камни кострища. Паук дал ему пинка: – Будешь есть вместе со всеми. Нож отковылял в сторонку, но скоро возник опять. – Погреться… – виновато бормотнул он, увидев, что Паук снова занес ногу. – Я люблю, где погреться… – Грейся, только держи лапы подальше от еды. – Куда вы их гоните? – спросил я. – И откуда? – Они выводятся в Горячей топи, это отсюда километров двести на запад. Потом мы их гоним через Великую столицу в Брэннинг-у-Моря. Там всех неплодных забивают, у самок берут яйца, осеменяют, мы отвозим яйца обратно и зарываем в торф. – В Брэннинг-у-моря? И что они там делают с такой кучей драконов? – На мясо пускают по большей части, а сколько-то оставляют для работ. Брэннинг тебе, наверно, чудом покажется после твоих джунглей. Я-то столько раз был там, что давно привык. У меня в Брэннинге дом, жена и трое детей. И еще семья на болотах. Мы ели драконьи яйца, жареное драконье сало и густую, горячую, сытную кашу, отменно заправленную солью и рубленым перцем. После еды я заиграл на клинке. Вот это музыка! Сто мелодий разом. Многие одинаковые, но каждая начинается в свою секунду. Пришлось выбрать только одну. На первых же нотах Паук удивленно уставился на меня: – Ты где это слышал? – Нигде. Сам придумал, наверное. – Вот еще, сам. – Не знаю, она у меня внутри звучала. Правда, путано, вместе с другими. – Сыграй еще раз, Сэм [32]. Я заиграл. Паук стал насвистывать одну из других мелодий, и вдвоем они заблестели, сталкиваясь и пружиня друг от друга. Когда мы закончили, он спросил: – Ты инакий? – Говорят, что да. Слушай, а как песня называется? Я такое редко слышу. – Соната для виолончели соло. Кодай. Утренний ветер налетел на кусты дрока. – Что-что? У нас за спиной стонали драконы. – Ты ее взял у меня из головы? – не отставал Паук. – Ты не мог ее раньше слышать, разве только я под нос ее мычал. Но крещендо тройных нот мне промычать не по силам. – Как это, у тебя из головы? – Она у меня много недель в голове крутится. Я ее прошлым летом слышал на концерте в Брэннинге-у-моря, за день до того, как выехал с яйцами к топи. Потом я нашел ее на пластинке в музыкальном разделе в развалинах древней библиотеки в Хайфе. – Выходит, я ее знаю – от тебя? И вдруг куча всего прояснилось, например откуда Ла Уника знала, что я инакий, и как Нативия это поняла, когда я заиграл «Билла Бейли». – Так вот откуда я беру свою музыку… Я воткнул мачете в землю и оперся на рукоять. Паук пожал плечами. – Но я не думаю, что она вся от других людей… – Я нахмурился. – Так вот, значит, в чем я инакий? Я провел большим пальцем по лезвию, а пальцами ног пробежался по дырочкам. – Я тоже инакий, – сказал Паук. – Как это? – А вот так. Он закрыл глаза, и все его плечи вздулись буграми. Клинок рванулся у меня из рук, выдернулся из земли и провернулся в воздухе. Потом нырнул вниз и завибрировал, вонзившись в бревно у кострища. Паук открыл глаза и перевел дыхание. Я заметил, что у меня разинут рот, и закрыл его. Всем вокруг это показалось очень смешным. – И с животными, – сказал Паук. – Как? – Ну вот драконы: я их успокаиваю, как могу, не даю далеко разбредаться, отвожу от нас всяких опасных тварей. – Фриза. Ты как Фриза. – Кто это? Я опустил глаза и посмотрел на клинок: музыка, которой я оплакал Фризу, была моя собственная. – Никто. Теперь уже никто. Та музыка была моя! Потом я спросил: – Не слыхал такое имя: Кид Каюк? Паук бросил есть, выставил вперед все свои руки и запрокинул голову. Его длинные узкие ноздри раздулись и стали круглыми. Я отвел взгляд от его страха, но остальные смотрели на меня, и мне пришлось взглянуть. – Зачем тебе? – спросил тем временем Паук. – Хочу его найти и… – Я подбросил клинок и закрутил его, как Паук, только рукой. И поймал ногой, не дав коснуться земли. – В общем, хочу его найти. Расскажи про него. Они засмеялись. Смех начался во рту у Паука, потом потек изо рта у Вонючки, потом засипел Нож, закряхтели и закаркали остальные. Последним он вспыхнул в зеленом глазу Одноглаза, тот отвел взгляд, и искра погасла. – Солоно тебе придется, – сказал наконец Паук. – Но, – добавил он, вставая от костра, – ты на правильной тропе. – Расскажи про него, – повторил я. – О невозможном потолковать не грех, да только вот за работу пора. Он достал из холщового мешка кнут и бросил мне. Я поймал его с полулёта. – И убери свой секач. Эта штучка сама поет. Его кнут шелестнул у меня над головой. Все пошли к своим скакунам. Паук вынул узду и шпоры из сумки, ловко прилаженной у зверя между горбов, так что ремни крепятся под самой грудью. Теперь понятно, почему он сперва дал мне попробовать езды без седла: с полуседлом и стременами скакать на драконе почти приятно. – Гоните вон туда! – крикнул Паук, и я стал подражать погонщикам, начинавшим общее движение. Стадо зашевелилось в солнечном свете. Промасленные кнуты блестели и щелкали по чешуе. Весь мир был втянут в ритм зверя, чья спина мерно двигалась подо мной: деревья, холмы, валуны, дрок и ежевика – все подхватывало мелодию и движение, как толпа, что хлопает и топает в такт музыке. Джунгли слушали меня и листьями выбивали бит бегущих ящеров. Стоны. Значит, ящеры довольны. Порой кто-то зашипит. Это значит: поберегись. Крики, ругательства и кряхтенье – у погонщиков тоже все отлично. Я в тот день узнал неимоверно много разного, мотаясь туда-сюда между драконами. Пятеро или шестеро в стаде вожаки, остальные идут за ними. Направь куда надо вожаков, и дело сделано. Драконов в основном заносит вправо. Они лучше слушают, если щелкнуть по задним ляжкам. Позже я выяснил, что пучки нервов, отвечающие за заднюю трансмиссию, у ящеров крупнее, чем мозг. |