Книга Внеземное притяжение, страница 23 – Анна Романова

Ну, вот и что ему ответить? Обижать Уильяма мне хочется меньше всего на свете. Предательские слезы вновь наполняют глаза и я, положив обе руки на щеки парня, начинаю говорить:

– Конечно, Уилл! Конечно, заслужил! Ты единственный, кто был добр ко мне все это время. Я так рада, что мы познакомились. Не знаю, чтобы я без тебя делала. И именно поэтому ты не можешь пойти со мной, иначе, – шмыгаю носом, слеза скатывается по моей щеке и спутник подходит ближе, накрывая своими ладонями мои руки.

– Что случилось? Чего ты боишься? – спрашивает шепотом, ласково скользя пальцами по моей коже.

– Генри запретил мне покидать особняк, даже нос высовывать за ворота. Сказал, если я подговорю тебя, то мне он ничего не сделает, а тебя накажет за двоих. А если он со мной… – закусываю губу до боли, потому что ещё немного и разрыдаюсь.

– Пожалуйста, не плачь, – он опускает руки мне на спину и притягивает к себе, заключая в такие необходимые и теплые объятия. Утыкаюсь лбом в его грудь и завожу руку за мужскую спину. Тело пробивает мелкой дрожью, но мне удается сдержать истерику и не зайтись плачем.

– Генри ничего мне не сделает, он просто хотел тебя удержать, вот и пригрозил, как маленькому ребенку. Он не плохой мужчина, не знаю, что на него нашло сегодня, но обычно он так себя не ведёт. Поверь мне, я уж точно знаю.

Пытаюсь анализировать: Уилл не из тех людей, кто стал бы на сторону деспота и садиста, а значит, его словам можно верить.

– Мы ведь с ним братья только наполовину, но он принимает меня, как родного, – тихо произносит он, а я медленно отстраняюсь, чтобы взглянуть в его глаза. Так вот почему «о таких, как он» не принято говорить на публике. Видимо, понятие «бастарда» присутствует в их мире.

– У вас разные матери? – уточняю, хотя и так понятно, что раз они оба сыновья Эдгара, то папаня один, просто мне хотелось узнать больше.

– Да, – кивает, и на его лице появляется тень грусти. – Но я не хотел бы сейчас об этом говорить.

– Ничего страшного, я не настаиваю, – с пониманием отвечаю. Очевидно, что за всем этим скрывается какая-то трагичная история.

– Может, вернёмся в дом? Я могу предоставить тебе свою комнату, если тебе страшно спать в своей.

– Нет, я не могу остаться, да и Генри сам не желает меня больше видеть.

– Он тебе так сказал? – удивленно спрашивает Уилл, и его глаза округляются.

– Да, сказал: «что мне место среди лесных тварей», причем с таким отвращением, что до сих пор горечь его желчи ощущается в воздухе.

– А с чего бы ему так говорить? Ты чего-то недоговариваешь? Что-то связанное с… – он сощурил взгляд, и еле ощутимо коснулся моего оголенного плеча.

Дергаюсь от прикосновения и отдергиваю плечо назад. Я не боюсь Уильяма, это последствия после грубости Генри. Судя по глазам собеседника, мои движения сказали ему больше, чем могли бы слова.

– Я хочу уйти, – устало, но решительно произношу.

– В чащу? – в его голосе слышатся слабые отголоски боли, возможно, думает, что придется удержать меня силой. Но как он будет выглядеть, если он сделает это после «нападения» сводного брата?

– Ещё не знаю, но точно подальше отсюда, – пыл немного утих, и я понимаю, что ночью в лесу делать нечего. Но и здесь оставаться не могу.

– Хорошо, пойдем, прогуляемся вместе и, если и когда ты успокоишься, вернемся в особняк, –  с облегчением произносит друг и протягивает мне руку.

– Но…

– Никаких, но! Я не отпущу тебя и не позволю проходить через все это в одиночку, – сказал, как отрезал.

Еле заметно улыбаюсь, в глубине души я надеялась, что он останется рядом.

– Ладно, но только, если ты настаиваешь, – протягиваю, а после вкладываю ладонь в мужскую руку. – Спасибо тебе, Уильям.

– Но можно мы хоть плащи возьмем, а то тут озвереть как холодно?! – со смешком произносит парень, поморщившись и дергая плечами, показывая пробегающий по коже мороз.

– Хорошо, уговорил! – отвечаю с улыбкой. Уилл притягивает меня к себе, так по–свойски кладет руку на плечи и оставляет невинный поцелуй на макушке, я опускаю ладонь к нему на талию и мы двигаемся к конюшне.

– Может, хочешь на лошади прокатиться? – с издевкой спрашивает он, чтобы окончательно развеять напряженную обстановку.

– А ты остряк, как ты себе языком десна все не изрезал? – язвительно отзываюсь, толкая парня бедром.

– Долгие зимы тренировок, знаешь ли, сделали из меня настоящего мастера своего дела, – важно произносит брюнет.

Вот же деловой крендель, таких ещё поискать нужно.

– Секунду, – Уилл выпускает меня из рук и заходит в помещение, я жду его снаружи, нервно оглядываюсь по сторонам, боясь увидеть Генри.

Так и не понимаю, что произошло. Я не испытываю к нему ненависти, следовательно, эта эмоция не вызвана связью. Но есть еще кое-что странное, влечение и непосильное притяжение, которое всегда сопровождает наши встречи, исчезло, когда милорд прижал меня к стене, словно это и, правда, был другой человек.

Сбоку раздается хруст, и я ошарашено поворачиваю голову на звук.

Вглядываюсь вдаль, но никого не вижу. Моя, и без стресса, бурная фантазия начинает разыгрываться, сердце подскакивает к горлу, и я застываю, как мраморная статуя, прилипшая балетками к земле. Кусты начинают шевелиться, и мое тело содрогается им в такт, поэтому, когда дверь конюшни раскрывается и раздается громкое:

– Луна, а тут только…

Я взвизгиваю, отпрыгиваю в сторону. Заяц, который лазил в кустарнике все это время, делает то же самое, только, в отличие от меня, не остается драматично стоять на месте, сгибаясь в три погибели, опираясь руками в колени, а дает деру и точно не оборачивается. Уильям замирает в дверном проеме, глядя на происходящее с приоткрытым от удивления ртом. Я прикладываю руку к груди и пытаюсь поднять сердце с пят.

– Ты нормальный?  – спрашиваю на выдохе, разгибаясь и поворачиваясь к собеседнику.

– Я? В смысле? Что? Что тут вообще произошло? – ухмыляясь, интересуется Уилл, разводя руки в стороны.

– Ничего, – произношу на выдохе, а затем втягиваю воздух носом до отказа.

– Я отпугнул твоего нового друга или спугнул хищника? – вот же язва, слов нет.

Подхожу к Уильяму, забираю из его руки плащ, недовольно заявляя:

– Ой, да завали уже, – но мой голос не звучит злобно, потому что говорю сквозь улыбку.

– Кого завалить? Или что?

– Хлеборезку свою.

– Кого?

Закатываю глаза, накидываю вещь на плечи и завязываю шнуровку, неодобрительно качая головой.

– Какой ты далекий, тебе срочно нужно узнать что-то о сленге современной молодежи.

– Я только за, учи меня, – вот же хитрый лис.