Онлайн книга «Марионетка для вампира»
|
А что мне было делать еще? Только караулить обсыпанный сахарной пудрой рождественский кекс. Игре в шахматы я училась вечерами и в канун Рождества уже неплохо двигала фигуры, но просчитать ходы, даже собственные, пока не могла. Как и время пробуждения барона. Петер явился тенью. Бесплотной и бесшумной. Сел в свое кресло ближе к огню и принялся за старое: смотреть на меня, когда я этого не замечаю. К счастью, я не ругалась ни на шахматную доску с малым количеством клеток, ни на быстро заканчивающиеся фигуры, ни на забывшего обещание рассказать про аллергию дракона. Но на лице моем отражались не лучшие мои качества: злость, досада, недоумение… И все это вместе, когда пан Драксний, не отрывая взгляда от моих фигур, сказал: — Добрый вечер, Милан. Он не выказал никакого раздражения на своеволие пациента. Видимо, специально скрывал от меня приход барона. Ради сюрприза. И тот получился, я даже открыла для съедения свою королеву! — Добрый вечер, — пролепетала я, не в силах отыскать более сильного голоса. Барон поднялся и бодрым шагом приблизился к шахматному столику. Я не сводила с него глаз, напрасно ища следы болезни. Барон был прежним. Таким, которого я знала. Которого боялась. Которого ненавидела. По которому скучала. Но которого не любила. Я ведь точно его не любила… — Пан Драксний, позвольте мне помочь жене отыграться! Он особенно старательно выговорил слово «жена». Будто за неделю я могла забыть о своем новом статусе. Старик не поднял глаз. — Это не игра, Милан. Это урок. Здесь можно и нужно ошибаться. Он подцепил королеву ногтями и аккуратно перенес на свою сторону стола. — Ваш ход, пани Вера. Взгляд шахматного учителя так и не оторвался от моих остальных фигур. — И все же… Верочка… Петер скользнул мне под волосы, и я с трудом удержала вздох в воспламенившейся груди. Его пальцы нашли левую мочку, сдернули сережку, затем правую… Обе они легли на середину доски прямо под глаза пана Драксния. — Играем? Пан Драксний поднял на барона горящий желтым огнем взгляд. Да, драконы не могут отказаться от драгоценностей, даже если это какие-то жалкие пару граммов золота. Барон пошел с коня. Пан Драксний отдал ему пешку. — Нет, так не пойдет… — Рука Петера сжимала мое плечо, оттого оно и не дрожало. — Играйте в полную силу, пан Драксний. Вере не жалко этих сережек. У нее теперь есть другие. На стол легла знакомая бархатная шкатулка. Оказывается, черный бархат отливал синим. Барон достал те несчастные золотые серьги с гранатами в виде виноградной грозди и продел мне в уши. Я не знала, благодарят ли в таких случаях, ведь это был своеобразный обмен. Чтобы не молчать, я спросила: — Не хотите ли присесть? Приподняться со стула я не могла. Тяжелая, как и прежде, рука пригвоздила меня к стулу. Не прошла у барона лишь седина. Такие процессы от прилива жизненных сил, видимо, не зависят. — Вера, я великолепно себя чувствую. Но даже падая, не заставил бы вас стоять… — Вы мне это наглядно продемонстрировали в сугробе! — вспылила я нечаянно. — Простите… — Ваш ход, пан барон! — спас меня старик от первой семейной ссоры. Петер походил. И через два или три хода, а может и того меньше — я уже не следила за ходом игры, раскаленная до предела близостью воскресшего барона — поставил шах, но пан Драксний в считанные минуты закончил партию матом. Барон подал мне руку. Я поднялась. Мы уже поужинали. Даже с Карличеком за одним столом. И наверх тот тоже успел отнести полный поднос. Что теперь… А? — Милан, вы специально оставили шкатулку открытой? Мы оба обернулись на скрипучий голос пана Драксния. — Пытаетесь пристыдить меня? — он буравил барона желтым взглядом. Петер улыбнулся. Очень добро. И погладил мой локоть. — Пристыдить вас? Да боже упаси… Это невозможно! Старик тут же поднялся, схватил когтями шкатулку и поплелся к двери. — Господи боже ж мой! — барон даже отступил от меня на шаг и с полминуты смотрел в пустой дверной проем таким же пустым взглядом. — Я действительно ни на что не намекал, — прошептал он, обернувшись ко мне. — Просто навел порядок, чтобы ничего не напомнило тебе о пережитом ужасе… Он закусил губу и опустил глаза к моей окольцованной руке. — И нашел эту шкатулку. Я не забираю подарки. Твой подбородок, — Петер приподнял мою голову осторожно, двумя пальцами. — Почти не видно. Бедная… Мне безумно стыдно… Не знаю, сумеешь ли ты простить меня, но я буду упрямо стараться заслужить твое доверие… Он убрал руку и снова спрятал взгляд в моем кольце. Я сжала ему пальцы. — Простить или забыть? — я говорила тихо, хотя мне нечего было скрывать от Карличека, если тот вдруг снова стережет меня, спрятавшись за дверь. — Мне было страшно и больно. Так что не верю, что забуду ваш укус. Однако я сумела понять ваши действия и честно пыталась простить всю неделю, но пока… Пока у меня не получилось, буду с вами честной. Однако я скучала по вам, Петер. И проклинала стену между нашими комнатами. Я специально не сказала «спальнями». Барон стиснул в ответ мои пальцы, а свободной рукой тронул за щеку. — А я все ждал, что ты постучишь. И все искал слова, которыми сумею убедить тебя остаться в коридоре. Но ты… — Не пришла, — заполнила я паузу с грустной улыбкой. — Я не хотела вас смущать. — Я знаю и благодарен за это. Но мне было грустно, очень грустно одному. Впервые я так остро ощутил одиночество. — Вы были не одни, — я потерлась о его щеку, и он тут же сжал пальцы в кулак. — Да мы не одни даже сейчас… Он отпустил мою руку и взял под локоть, чтобы развернуть к двери. Пан Драксний еле передвигал ноги. Барон поспешил к нему, но тот, зло зыркнув на хозяина особняка, резко повернул к шахматному столу, на котором впервые оставил фигуры вразнобой. — Считайте это свадебным подарком! — старик сунул в руки барона бархатную шкатулку и, когда тот тронул на ней замочек, хрипло прорычал: — Можете не проверять, у меня прекрасная память на вещи. Все, что принадлежало вашей матери, здесь, а это вот другое… Карманы у пана Драксния оказались глубокими: он все выкладывал и выкладывал из них драгоценные металлы: не только разные колье, но даже серебряные ложки. Скоро посреди шахматной доски, завалив половину фигур, выросла довольно высокая гора из драгоценного барахла. Барон молча стоял над ней, прижимая к груди полученную шкатулку. — Можете заложить, как все остальное, — выплюнул старик ему в лицо. — Женщина стоит дорого. Это веками не меняется, так что я все помню, не подумайте! Он даже пальцем затряс перед носом барона, но тот не двинулся с места, вообще не пошевелился. Кажется, и губы остались в полном покое, когда выдавали слова: |