Книга Сухарева башня, страница 22 – Валерия Вербинина

Тут их прервали. Пришла из школы Лиза Евлахова, серьезная миловидная девочка, которая поздоровалась с Опалиным за руку, через несколько минут вернулась с курсов Надя Прокудина, а затем появились и ее родители. Зашла речь об обеде, и Анна Андреевна с матерью Нади, спокойной и улыбчивой дамой, удалились на кухню.

– Без домработницы ужасно неудобно, – сказала Надя. – Останешься на обед?

– Я… – начал Опалин, смутившись.

– Конечно, оставайся, – объявил Аристарх Николаевич, который как раз в этот момент заглянул в комнату. – Охохо… второй час уже. Аня! Аня, мне на работу пора…

– Ты хоть поешь!

– Некогда, голубушка. У нас в здании все есть – и столовая, и ресторан… перехвачу где-нибудь кусочек. – В комнату вбежала Анечка с мячиком, которым она довольно ловко запустила в Опалина. – Аня, не шали! Это важный товарищ, он может тебя расстрелять…

Аня весело засмеялась и спряталась за ноги сестры. Евлахов исчез, а через минуту пробежал через комнату, неся тяжелый кожаный портфель.

– А ты кого-нибудь убивал? – спросила Надя у Опалина.

– Ну, убивал, – пробурчал он. Ему вовсе не хотелось сейчас обсуждать эту тему.

– Правда? – Она глядела на него с сомнением. – Почему-то мне кажется, что ты и мухи не обидишь.

– Внешность обманчива, – важно сказала Лиза.

– Как это будет по-немецки? – весело спросил отец, сунувшись в дверь. Одновременно он надевал каракулевую шапку и заматывал вокруг шеи шарф.

– По-немецки, – Лиза немного подумала, – мы не проходили еще.

– Спросишь вечером у Екатерины Александровны, – предложила Надя.

– У нас сегодня нет занятий.

– Ну, завтра спросишь…

Опалину сделалось завидно. Девочки обсуждали самые обыкновенные, казалось бы, вещи, общались запросто, почти по-семейному, а у него душа ныла, когда он видел такие отношения, потому что семьи был почти что лишен.

– А ты меня допрашивать будешь? – спросила Лиза, поворачиваясь к нему.

– Зачем же?

– Ну знаешь, как-то обидно даже, – важно ответила девочка. – Надю напугал, с папой говорил, с мамой… А я что же?

Маленькая Аня верещала и прыгала вокруг них, требуя внимания.

– Ладно, – вздохнул Опалин. – Тогда главный вопрос. Кто мог столкнуть твою сестру под трамвай?

– Не знаю, – ответила Лиза, подумав.

Надя рассмеялась.

– Не обращай на нее внимания, – сказала она Опалину, – Лизок у нас маленький еще.

– Сама-то большая, что ли? – сердито ответила Лиза. – Ай! Аня, не щипись! Аня, я тебя съем!

Она с хохотом погналась за сестрой, которая стала удирать, вереща от радости и избытка энергии. «Она сказала: Надю напугал, – размышлял Иван. – Чем же? Что ее так насторожило? Или правда то, что Анна Андреевна сказала о ней и об этом… наркомане, и Надя просто беспокоится за его судьбу?»

– Хорошая у тебя работа, – сказала Надя, глядя на его замкнутое, сосредоточенное лицо. – Ходить по свидетелям, бумажки заполнять…

– В засадах сидеть, товарищей хоронить, – в тон ей ответил Опалин.

Надя огорчилась и поглядела на него сокрушенно.

– Я не знала, – сказала она.

Он чуть было не сказал: «А что ты в принципе можешь знать обо мне, о моей жизни», и хорошо, что удержался, потому что вскоре их позвали к столу. Инженер Прокудин, отец Нади, выглядел как старорежимный буржуй, но при этом Опалина не раздражал, потому что буржуйство его было естественное, замешенное на воспитании и образовании и вдобавок приправленное чувством собственного достоинства. Жена его понравилась Ивану куда меньше – она то и дело поглядывала, правильно ли он держит вилку, и следила, как он пользуется салфеткой. Внимание ее было (как казалось ей) незаметно, но для Опалина очень даже заметно и для его самолюбия крайне обидно. Отчасти с Прокудиными его примирил хороший обед, и, вставая из-за стола с ощущением приятной тяжести в желудке, он подумал о том, как мало нужно человеку для счастья.

После обеда он попытался возобновить беседу с Анной Андреевной, но ничего хорошего из этой затеи не вышло. Она жаловалась, что муж отказался от поминок, чтобы не ссориться с товарищами по партии, которые считают поминки пережитком старины. Этой нехитрой мысли она посвятила примерно полчаса и все время к ней возвращалась, так что Опалину стало совсем невмоготу. Он не любил душных баб с хаотичным мышлением, а Евлахова – хоть он и сочувствовал ее горю – именно такой и была, и, пытаясь узнать от нее хоть что-то ценное, он очень живо представил себе, как у Гали в конце концов не выдержали нервы от зудения матери и она, наспех одевшись, сбежала в туман, где ее ждала смерть.

– Вы не знаете, Анна Андреевна, к кому она могла пойти?

– Может быть, к нему, – ответила собеседница, поджав губы.

Опалин покачал головой.

– Катаринов живет в этом же доме, для этого ей не надо было выходить наружу. Кто из друзей Гали живет поблизости? Может быть, не друзей, а просто знакомых?

– Екатерина Александровна, – подала голос Лиза из соседней комнаты.

– Ваша учительница немецкого? Как ее фамилия? Где она живет?

Выяснилось, что фамилия учительницы – Кривонос, а живет она на Большой Дмитровке. При этом Надя выразила сомнение в том, что Галя могла вечером направиться к Екатерине Александровне, да и мать семейства, казалось, в это тоже не верила.

– Галя, конечно, знала ее, но… Екатерина Александровна занимается с Лизой да преподает на курсах у Нади. И потом, учительнице за 30, и они с Галей вовсе не были подругами…

«Но ведь к кому-то она ушла в тот вечер, – думал Опалин, – или нет? Блуждала в тумане и плакала, что жених оказался наркоманом, а мать только и может, что травить душу? И в слезах не заметила трамвай…»

Для очистки совести он пошел к старшим Прокудиным и стал расспрашивать их, что они думают о Гале. Инженер был очень сдержан в своих оценках, однако из его слов явствовало, что Галя была прекрасной девушкой и он не может представить, чтобы у нее имелись враги. Вера Федоровна, его жена, вздыхала, говорила о горе, которое обрушилось на соседей, но некоторые ее замечания оказались куда более любопытными.

– Конечно, она переживала… Мне кажется, если бы родители подошли к делу иначе… если бы поощряли ее больше общаться со сверстниками, на танцы ходить, на каток… Клин клином вышибают, так сказать, – она сконфуженно засмеялась. – Это мой муж обычно так говорит… Не о любви, а вообще. В жизни надо быть готовым к разочарованиям, а первая любовь… Очень больно ранит, когда… когда…

– Вы считаете, она могла покончить с собой? – спросил Опалин напрямик.

– В порыве отчаяния – да, – ответила собеседница, подумав. – Необдуманно, так сказать, потому что… Конечно, она не представляла себе последствий. Я, упаси бог, никого не обвиняю, – прибавила Прокудина поспешно и руки подняла, выставив ладони, словно защищалась от обвинений. – Никто не виноват, просто… понимаете, так получилось. Ванечка очень нравился Гале, она из тех девушек, которые любят глазами, а он симпатичный. И для нее было ударом, когда… И мать сказала: ни за что.