Книга Прекрасные, страница 24 – Кристина Лорен

Я рассмеялась, откинула голову назад и посмотрела на небо. Воздух был сырой и холодный, а небо было такое же, как и мое любимое платье – цвета индиго.

– Понятия не имею. Просто мы были там такие серьезные, – я прижала руки к бокам. – Я не против, кстати, но… кажется, я немного пьяна.

– Пиппа, я не… – Дженсен замолчал, когда я развернулась и, подойдя к маленькому окошку сарая, заглянула внутрь. Как и предполагал Найл, он был набит садовым инвентарем, ведрами, брезентом и шлангами.

– Что ж. Тут решительно нет ничего интересного, – я повернулась к нему. – К сожалению, Найл угадал.

Дженсен глубоко вздохнул и посмотрел на меня с непередаваемым выражением на лице.

– В чем дело? – спросила я.

Он невесело рассмеялся:

– Ты не можешь просто… – он сделал паузу и провел рукой по волосам. – Не можешь просто взять и убежать в темный виноградник.

– Тогда с какой стати ты побежал за мной?

Он удивленно заморгал:

– Ну то есть… – Он явно счел свой ответ смешным, но все равно выдал: – Я не могу тебе позволить бегать по темному винограднику одной.

Это меня насмешило.

– Дженсен. По городским меркам от ресторана я отбежала меньше чем на квартал.

Мы оба оглянулись на крутившихся у патио посетителей, ожидающих разрешения вернуться в помещение. Мы их совершенно не волновали.

Я повернулась и посмотрела на его профиль, тускло освещенный фонарями с дальней винодельни. Я задумалась, а не вспомнил ли он наш разговор за столом, о том парадоксе недоверия себе и непонимания других.

– Мне жаль насчет Бекки, – сказала я, и он слегка вздрогнул и посмотрел на меня. – Уверена, что тебе многие говорили это тогда, как только это случилось, и раны были свежими. Но готова поспорить, с тех пор больше никто ничего не сказал на эту тему.

Он полностью повернулся ко мне, но ничего не ответил, кроме осторожного:

– Да…

– Я помню, когда умерла моя бабушка, – я отвела взгляд и посмотрела на бесконечные ряды виноградных лоз. – Это было много лет назад; она была достаточно молодой. Мне было одиннадцать, а ей… так, сейчас… почти восемьдесят.

– Мне очень жаль, – тихо произнес Дженсен.

Я улыбнулась ему.

– Спасибо. Самое интересное в том, что поначалу все очень грустили из-за нас. И искренне. Но со временем ее уход ощущался все тяжелее, по крайней мере, для Леле. Стало все больше недоставать всех этих мелких и важных моментов, связанных с бабулей. То есть с течением времени легче не стало. Просто наша печаль стала тише. Мы просто перестали об этом говорить, но я знаю, что Леле очень тяжело не делиться со своей мамой каждой, даже незначительной горестью и мелкой победой, – я снова посмотрела на него. – К чему я это веду: да, прошло шесть… Шесть лет?

– Да. Шесть, – подтвердил он.

– Так вот, шесть лет спустя хочу сказать тебе, что мне очень жаль, что она больше не часть твоей жизни.

Он кивнул, открыл рот, но сдержался и промолчал. Дженсен явно не любил говорить о себе, когда дело касается отношений. Вообще.

– Спасибо, – снова тихо сказал он, но я знала, что не эти слова вертелись у него на кончике языка.

– Скажи это, – вытянув руки, попросила я. Я медленно развернулась. – Отдай эти слова мне, этому винограду и лозам, и всем тем инструментам в сарае.

Дженсен рассмеялся в ответ и посмотрел в ту сторону, где стояли и разговаривали наши друзья, поглядывая на нас.

– Пиппа, ты… – он резко замолчал, прислушиваясь: справа от нас, а потом и слева раздалось шипение.

Я попятилась.

– Это еще что?

Он застонал и потянулся к моей руке:

– Да мать вашу. Быстрее!

Мы побежали, но спустя пару секунд нас со всех сторон окатило водой из разбрызгивателей. Вода лилась из тонких трубок, лежащих на земле, с отверстиями по бокам, сверху и снизу и из вращающихся дождевателей.

Мы сделали несколько шагов по скользкой земле, я чуть не упала на спину – Дженсен едва успел меня поймать.

Бежать было бесполезно. Мы вымокли насквозь.

– Забудь! – крикнула я ему сквозь оглушительный шум оросительной системы. Ощущение было, словно мы попали под ливень. – Дженсен, – позвала я и схватила его за рукав, когда он собрался идти в ресторан, развернув к себе лицом.

Он посмотрел на меня безумными глазами. И не потому, что мы распили бутылку на двоих, перед этим без конца дегустируя и дегустируя. И не потому, что он разозлился из-за прерванного ужина или что мы оказались вдрызг мокрыми холодным октябрьским вечером посреди маленькой винодельни на Лонг-Айленде.

Эта бешеная вспышка в его глазах говорила, что он начал что-то пересматривать в себе.

– Я знаю, мы совсем не знакомы, – закричала я, стряхивая капли с ресниц. – И знаю, что это звучит бредово, но я думаю, тебе нужно прокричаться.

Он рассмеялся, отфыркиваясь от брызг:

– Мне нужно прокричаться?

– Да! Кричи!

Дженсен непонимающе покачал головой.

– Давай, скажи это! – перекрикивала я окружавший нас рев. – Что бы это ни было, о чем ты думаешь в эту секунду. Про что угодно: про работу, жизнь, Бекки, меня. Вот так, – я заглотила леденящий воздух, и слова практически вырвались из груди: – Я хочу ненавидеть Марка, но не получается! Ненавижу, что мне было так комфортно в отношениях, которые для него были всего лишь пит-стопом, а я думала, что это может быть навсегда! Они такими вообще никогда не были, и теперь я чувствую себя идиоткой, как я не замечала этого раньше!