Книга Река моих сожалений, страница 18 – Медина Мирай

– Боюсь, он не придет в себя даже через час, – вставил Ричард. – Извините. Вынужден вас покинуть. Время для нового участника…

– Я пойду! – Пошатываясь, Колдер встал на обе ноги, но схватился за живот и плюхнулся обратно. Измученное лицо так и кричало о его нестерпимом желании выпустить из себя весь яд.

– До завтрашнего обеда ни крошки в рот, – сказали ему врачи напоследок, – только воду.

С их уходом возникла гнетущая тишина. Если Колдер и хотел что-то сказать, то слова застряли на языке, ибо их хозяин не находил в себе сил дать им крохотную жизнь. Он медленно разлегся на кожаном, отвратительно неудобном диванчике и закрыл глаза. Из его груди вырвался осторожный глубокий вздох, и возникшие от боли на его все еще прелестном лице морщинки разгладились от накатившего облегчения.

Я нашел себе временное пристанище в уголке фургончика, на новеньком, обтянутом кожей пуфике.

– Ну и зачем ты сожрал столько успокоительного? – спросил я с нежелательным упреком. – Хотел с жизнью покончить?

Колдер громко сглотнул, покачал головой и распахнул свои тусклые глаза.

– Такое бывает. Моменты сильного невроза. Я не контролирую себя.

– Из-за чего? – спросил я осторожно.

Но «больной» не предпринял ни одной попытки, чтобы объясниться, не вздрогнул – лишь его грудь поднималась, когда он жадно делал глотки свежего воздуха.

– Рад, что ты пришел, – прошептал он неожиданно. – Прости, что не выступил. Если хочешь, потом… спою тебе.

– Эксклюзив? – Я усмехнулся его наивному предложению. – Мы с тобой не так хорошо знакомы, чтобы ты пел мне любовные баллады.

– Песня, которую я хотел спеть сегодня, вовсе не о любви, – он повернул голову ко мне. – Это песня о мире и войне на примере маленькой трагедии.

– Получается, эта песня о боли, – заключил я. – Хорошо, как-нибудь споешь. Быть может, я даже заплачý тебе. Поешь ты точно лучше тех бродяг на сцене.

– Скольких ты слышал?

– Четверых.

– Всего лишь?

«Какая разница? Вряд ли кто-то поет и играет на гитаре лучше тебя», – я не осмелился признаться ему в своем тайном мнении. Я скрыл его в тумане равнодушия, как и скрыл в чем-то, что названия не имело, внезапное желание услышать других. Я не стал докапываться до сути собственных заключений, ибо боялся ненароком столкнуться с истинной причиной. Но она сама предстала передо мной, прозвучала в моих ушах, как если бы эти слова мне шептала искусная любовница: «Ты боишься найти тех, кто лучше Колдера, потому и убеждаешь себя в том, что он лучший».

Я боялся разочарования в собственном утверждении, сторонился любой мысли о существовании тех, кто превосходит его в своем мастерстве. Нет, их не существует. Колдер – единственный в своем роде. Ненавистный, не чувствующий моей жгучей зависти, но прекрасный и… одним словом, уникальный.

Он один такой. Точка.

– Возвращайся в зал. Здесь тебе нечего ловить.

– Кстати, об этом. Я видел Кавилла. Не ты ли решил нас столкнуть?

– Кавилл? – он поднял на меня вопросительный взгляд. – Я не звал его. У меня был всего один билет, и я отдал его тебе.

«Один билет, и тот принадлежал мне».

Насколько же Колдер, этот привлекательный парень, магнит для женской части всей планеты, был одинок, что отдал свой единственный, драгоценный билет грубияну, с которым познакомился буквально на днях? Какие мысли обо мне он должен был допускать, чтобы сделать это?

– Получается, он пришел сам? – спросил я.

– Получается, что так. Похоже, это знак, что тебе стоит согласиться на его предложение.

– А похоже, он просто узнал о моем приходе и решил составить мне компанию.

– О твоем приходе знали лишь мы с тобой.

– Тогда он, увидев меня, любезно обменялся с моим соседом местами.

– Это возможно, – признался Колдер неохотно, хотя идея со знаком явно нравилась ему больше.

– Почему ты так хочешь, чтобы именно я стал твоим партнером по съемкам?

Я знал, что Колдер будет тянуть с ответом. Длинные вздернутые ресницы его хрупких век изредка вздрагивали. Он облизнул сухие губы и приглушенно произнес:

– Тебя я хоть немного знаю, – я уловил искры надежды в его слабом голосе. – Плюс ко всему, раз ты начал сомневаться, стоит ли продолжать свое дело, проще принять решение, сыграв того, кого не играл никогда.

– Гея? – Я усмехнулся в надежде, что Колдер подарит мне хотя бы ухмылку, но он прикрыл глаза и положил руку на лоб. Его пальцы касались век так, словно он старался спрятаться от меня.

– Возможно, – бросил он.

Я с упоением продолжил серию провокационных вопросов:

– А с чего ты решил, что я буду его играть?

После недолгого молчания Колдер холодно ответил:

– Наверное, потому что это высокооплачиваемая роль…

– Нет. – Я сел рядом. Едва почувствовав мое близкое присутствие, он с измученным стоном сквозь сомкнутые губы уперся локтями в диван и попытался присесть. Но я перехватил его руку и поймал напуганный взгляд, с улыбкой шепча: – Ты ведь понял, о чем я, верно?

– Я не понимаю, о чем ты… – он неуверенно тряс головой.

– Ты врешь.

– Я не…

– С чего ты взял, что я буду играть гея? Может, я буду играть самого себя.

Это маленькое представление разволновало меня не на шутку. Я уже не знал, шучу ли, издеваюсь или говорю правду. Будь это шалостью и желанием помучить Колдера, билось бы сердце так неустанно и быстро? Отбивало бы оно такты с таким рвением, словно готовясь к неизбежной смерти?

Исчезла моя улыбка, и выражение лица не выдавало ничего, кроме задумчивости и необъяснимой печали. Я встал и оглядел Колдера с головы до ног. Свободные джинсы и черная футболка с принтом I say cry, I say lie, недоуменный взгляд, скрывающийся за прядями его волос, и слегка приоткрытые губы, через которые из его часто поднимающейся груди вырывались обрывки дыхания.

– А ты думаешь, что я?.. – Он не успел произнести свой вопрос, будучи прерванным на полуслове моим позорным побегом.

Так я видел себя: убегающим от настигшего горя под неистовым дождем, в полном одиночестве, под усыпанной звездами тенью мертвого дня. Но выглядело это иначе: я лишь пересекал поле резкими, твердыми шагами и чем дальше отдалялся от фургончика Колдера, тем сильнее ощущал, что оставляю свой маленький позор там же, в серой автомобильной гримерке, в памяти «восходящей звезды».

– Где же Колдер? – На пути к рядам в тени сцены меня поймал Ричард.

– Там, отдыхает.

– Я думал, вы его проводите до дома. Вы же довольно… близки? – Ведущий вопросительно поднял бровь.