Онлайн книга «Страна Арманьяк. Дракон Золотого Руна»
|
Рыночная площадь, собор и замок – это составляющие любого крупного средневекового города. Конечно, добавим сюда вонь и грязь – без них не обходится. Кале тому не исключение. Рыночная площадь в этом городе вполне впечатляющая – называется она Оружейной. Собор тоже, конечно, присутствует – кафедральный собор Богоматери. Красив и величественен – этого не отнимешь, причем, как ни странно, полностью достроен. Ну а что касается всяких укреплений – в Кале их с избытком, даже на главной площади сторожевую башню воткнули. А к грязи еще добавляется жуткая рыбная вонь, разносящаяся из порта по всему городу. Словом, веселенькое местечко. – Нам к собору, – дал я указание оруженосцам и первым ступил в мерзкую жижу, покрывающую мостовую. – Тут совсем рядом… – Я попытался подбодрить свое сопровождение – и осекся. Рядом-то оно рядом – вон шпиль звонницы торчит, рукой подать, – но это совсем не значит, что мы туда быстро доберемся. Вон улочка куда-то в сторону уходит… Клятые архитекторы! Но такая жуткая планировка – совсем не плод их извращенной фантазии, а обычная голая функциональность. Средневековый город в первую очередь – крепость, и в нем все подчинено нуждам обороны, даже планировка: каждый переулок, каждый дом могут создать непреодолимые препятствия для атакующих. Но нам от этого не легче… Улочка привела нас в район матросских кабаков – или аустерий, как их здесь называют. Добротные каменные дома с грубо намалеванными вывесками, вонь еще едренее и гуще, вышибалы на входе и перепившиеся матросики мордами в грязи валяются. Вроде живые, но раздетые до исподнего. И зазывалы надсаживаются: – Свежее пиво! Свежая рыба! Зайди в «Бешеную селедку», матросик! – Наши девочки – самые красивые! Берешь девчонку – получаешь кружку пива бесплатно… – Дешевые комнаты, лучшее пиво! Посети «Морскую корову»… Из открытых окон кабаков несся жуткий многоголосый и многоязычный ор. Гуляет народец. Навстречу нам протопал, опасливо оглядываясь, патруль из шести окольчуженных копейщиков. На проклятия в адрес бриттов, несущиеся из окон, прореагировал показательно индифферентно. А вот с виду вполне платежеспособного, но бухого в дымину матросика, выпавшего из дверей кабака прямо им под ноги, под белы ручки подхватили… – Клятые бритты! – проникся сочувствием Клаус. – Быдло… – скривился Иост, перешагивая распластавшееся в грязи тело. – А чего это вы англов внезапно возненавидели? – поинтересовался я, соображая, в какой переулок свернуть. – А за что их любить, монсьор? – философски заметил Клаус. – И то правда… А если еще раз титулуешь меня прилюдно – выдеру… – Как скажете, мон… – Парень осекся и закрыл рот рукой, увидев кулак под носом. – То-то же… Кажись, сюда… Переулок вывел нас на Оружейную площадь. Почему ее так назвали – я не знаю: самый обычный рынок и оружия на нем совсем не наблюдается. Хотя вру… вон вывеска. И вот… В другое время обязательно заглянул бы, но не сейчас. Из наличности – только горсточка медяков. Черт… как голым себя чувствую. Привык обвешиваться разными режущими и колющими железяками, вот и страдаю от синдрома отмены. Нельзя – в Кале оружие носить разрешено только особам благородного происхождения, к которым, согласно легенде, я сейчас никак не принадлежу. Есть у меня, конечно, кроме хренового ножичка на поясе кое-что в рукаве, но оружием сей девайс явно не назовешь… – В сторону!.. – Здоровенный детина в желто-зеленой ливрее грубо спихнул меня в лужу. – Да я тебя… – по инерции собрался свернуть рожу грубияну, но вовремя опомнился и отвесил глубокий поклон богатому закрытому портшезу и едва поймал за рукав Иоста, кинувшегося на охранников, сопровождавших носилки: – Тихо, дурень… Вот же черт, едва не прокололись! Нет… надо было идти одному. Парни с лицедейством ну никак не справляются. Не понимают смысла сознательного унижения своего статуса. Сама натура противится, да и время такое: сейчас самое страшное для дворянина – потерять лицо и честь. И, как ни странно, больше всех морду воротит Иост, который на самом деле отнюдь не благородных кровей. Вжился в образ пацан. М-да, в этом я в первую очередь виноват. Черт… показалось или за нами следят? Вроде нет… Могучие мужики, впрягшиеся в портшез, неожиданно остановились, в окошке, скрытом бархатной занавесью, мелькнула затянутая в перчатку женская ручка, и передо мной в грязь шлепнулась блестящая монетка. Ох и тяжела все-таки шпионская личина… Самого воротит, попривык уже к своему привилегированному положению. А тут… – Благодарствую, высокородная госпожа… – Согнулся в поклоне и подхватил монетку. – Да что же это такое! – Лицо Иоста исказилось негодованием. – Да как можно так унизиться! – Можно! Научись различать честь ложную и истинную. Есть дело превыше чести личной, сие зовется службой государевой. – Но!.. – Заткнись, щенок! Не заставляй меня пожалеть… – Как скажете… – Иост потупился. – Пришли уже. Прогуливайтесь возле входа… – Как прикажете… Вот же… Несколько раз вдохнул-выдохнул, утихомиривая в себе злость, и вошел в собор. Стал на колени и несколько раз перекрестился перед изображением Пречистой Девы Марии. Затем приметил плюгавого служку и дернул его за рукав. – Мне нужен святой отец Христофор. – Отпуфти… – Живо умёлся к падре Христофору! И молви, что пред ним желает исповедаться Жиром Жене. Монашек тщетно дернулся, пытаясь освободиться, и зашепелявил, брызгая слюной через заячью губу: – И пефедам! Я так пефедам… – В добрый путь… – Я отпустил рукав. – И живо! Еще несколько раз демонстративно перекрестился и застыл возле готической колонны, подпиравшей свод. Красиво, величественно и мрачно. Тут поневоле задумаешься о божественном. Даже я проникся, чего уж говорить о забитом народце пятнадцатого века. Церковь сейчас – всё, основной движитель жизни; исчезнет она – настанет такой всеобъемлющий хаос, что… – Фот он!.. – Служка показывал на меня пожилому, но статному священнику с немного резковатыми чертами лица. – Что тебе надобно, сын мой? – Священник пронзил меня неприязненным взглядом. – Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetrix… [2] – произнес я на латыни. – …nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus: sed a periculis cunctis libera nos semper, Virgo gloriosa et benedicta [3], – с легким, едва заметным удивлением ответил священник и показал на неприметную дверь. – Следуйте за мной, сын мой. |