Книга Кровь – не водица, страница 17 – Аида Янг

– Нам ничего не нужно. Все покроет мое наказание, – ответил я, сдерживая ухмылку.

– У меня есть условие, – пробасил Михаил, привлекая к себе внимание. – После свадьбы моя дочь будет жить у жениха.

Это бы удар! Это была для меня настоящая пощечина, так как я не планировал жить с этой тварью. В моих планах было только наказать и оставить с позором жить ее у своих родителей. Но Юсупов, предвидя это, решил меня обыграть, вызывая у меня откровенную злость.

– Суд одобряет это условие! – не видя в этом ничего противоестественного, а скорее наоборот. Бешенство взметнулось изнутри, заставляя меня податься вперед, чтобы возразить, но рука брата меня удержала.

– Таким образом, выносится решение: свадьба и наказание виновных должны произойти не позднее следующей недели. Если одна из сторон нарушит данное слово – будет с позором изгнан из нашей общины.

Вот и все! Мать его! Я в дерьме!

Еще какая-то незначительная болтовня длилась какое-то время, но мне было неинтересно.

Мне стало душно и нечем дышать, от того, что и сам оказался загнанным в рамки.

– Хочу проветрить мозги, – сказал брату.

– Иди, я закончу здесь и догоню тебя, – понимающе ответил брат, оставаясь чтобы обговорить все детали предстоящих событий. Мне же необходимо срочно убраться отсюда, пока не сорвался с катушек. Внутри все кипело, и готово было вырваться наружу.

Встал со стула, подавляя в себе желание, прикончить ненавистную семью Юсуповых и отправился подальше от всех этих людей.

Выходя и ресторана, чувствовал себя размазанным по стенке. Жуткая досада, отягощенное мрачным, обосранным настроением стремительно накрывала меня.

Это было фиаско! Хотел добиться наказания для семьи Юсуповых, а потерпел поражение сам. И вся эта ситуация была слишком болезненна для моего самолюбия.

– Блядь! – слов, кроме как нецензурных не осталось. Меня словно макнули мордой в дерьмо.

Нужно успокоиться и принять все как есть. Избежать свадьбы, как бы мне этого не хотелось, не удастся. Но я уже знаю, как смогу отыграться…

Нана.

Всю дорогу отец держался со мной холодно и отчужденно. Это меня, конечно, очень задевало, но я не строила никаких иллюзий в отношении его, ведь прекрасно понимала, за то, что я сделала, по-другому и не могло быть.

Хотелось просто поскорее скрыться с его глаз или сделаться невидимой.

Дом встретил меня своей прохладной атмосферой, которую я не замечала в детстве. Войдя внутрь, он показался мне каким-то музеем. Слишком пафосным. Дорогой интерьер, мебель, зеркала в позолоченных рамках, все казалось слишком вычурным.

На встречу к нам вышла мама. Боже, как же я по ней ужасно соскучилась. Хотелось броситься к ней в объятья и о многом поведать, но что-то меня остановило. Увидев меня, она опустила глаза в пол.

Игнорируя меня, поздоровалась с отцом. Она будто ждала от него какого-то позволения.

Это было так непривычно, и казалось неправильным.

Повисло молчание.

Отец повернулся к парадной мраморной лестнице, отделанной позолотой, и стал подниматься наверх.

– Проводи ее в комнату и запри на ключ, – сказал жестким голосом и скрылся на втором этаже.

– Здравствуй мама, – сказала я, смотря на нее.

Она тоже, как и отец за эти годы изменилась. Черные волосы покрылись сединой, вокруг рта пролегли глубокие морщины. Годы не щадят никого.

Ответа от нее так и не последовало.

Приложила руку к своей груди, сердце защемило от боли и досады от происходящего.

Хотелось крикнуть “Мама! Это же я! Твоя дочь!”

– Идем. Я тебя провожу, – сказала она, и повернулась ко мне спиной, и пошла по коридору.

Я, послушно кивнув, пошла за ней следом. Я все понимала, что была живым напоминанием о позоре. Я очень сожалела о случившемся, то теперь уже ничего не исправить.

Напряжение между нами висело такое, что казалось еще немного и будет взрыв.

И только я вошла в комнату, как за мной закрылась дверь, и послышалось два щелчка с обратной стороны.

Стало, невероятно жаль себя. Я же не чужая, почему так?

Присела на постель. Все здесь осталось так, как и было четыре года назад, будто и не уезжала вовсе.

Вряд ли я здесь надолго задержусь, но пока я здесь придется терпеть такое отношение к себе.

Почувствовала после дороги себя очень уставшей.

Сходила в ванную, долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя весь негатив от происходящего. Вымывшись, прилегла на кровать, застеленную покрывалом персикового цвета и уставилась на потолок.

И снова я здесь, снова впереди нежеланное замужество, с разницей лишь в том, что теперь я знаю кто жених. Настроение депрессивное.

Полежав какое-то время, сон сморил незаметно.

Проснулось от ощущения, что на меня кто-то смотрит.

Открыв глаза, и увидела сестру.

– Айнара, – выдохнула я, не ожидая ее увидеть.

– Привет сестра, я принесла тебе поесть, – сдержанно проговорила она, ставя на стол поднос с едой.

Она секунду смотрела на меня, а потом опустила глаза, пытаясь скрыть свой интерес.

– Привет, я так по тебе скучала, – ответила ей, отмечая, как она выросла и превратилась в настоящую красавицу.

– Я тоже, но отец не разрешает мне с тобой общаться, – не поднимая глаз.

– Мы же живем не в каменном веке, – пыталась донести до нее истину.

– Ты не представляешь, на что он способен, если узнает, – затравленно посмотрела мне в глаза.

Какое-то время мы смотрели друг на друга, а потом она поспешно вышла и снова закрыла меня на ключ.

Меня передернуло. Это было ожидаемо. Скорее всего, отец четко распорядился на счет меня и приказал игнорировать.

Вздохнув встала с кровати и подошла к столу, где стоял поднос с едой. Аппетита не было, но нужно было хоть что-нибудь съесть. Заставив себя, взяла в руки прибор. Сложно было проглотить кусок, он будто стал колом, и я отодвинула от себя поднос.

Вернувшись на кровать, инстинктивно сжала в кулак покрывало.

Так хотелось почувствовать поддержку и увидеть понимание, а в итоге почувствовала страх и холод.

Айнара и мама боялись жестокости отца.

Это только моя вина. Из-за моей эгоистичности пострадали мамам и сестра, а теперь еще и бабушка находится под ударом. Как она там? У нее же больное сердце. Беззвучно плакала, ощущая чувство вины перед ними. Все походило на чудовищный сон.

Хотелось проснуться, и чтобы этот ужасный сон растворился.