Книга Зло из телевизора, страница 31 – Геннадий Сорокин

– Вам тоже на неделе курево не завозили? – спросил я.

– Остатки распродаем, – подтвердила продавщица.

Размышляя об особенностях плановой экономики, я подошел к дому. У подъезда меня дожидался «уазик» дежурной части.

– Ты за мной приехал? – спросил я водителя. – Что случилось в нашем королевстве?

– Убийство, что еще может у нас произойти, – равнодушно ответил водитель.

– Погоди, убийство убийством, а при чем здесь я? Сегодня Клементьев ответственный по УВД, ему и выезжать… Или он того, не совсем работоспособен?

– Геннадий Александрович в норме. Он уже на месте. За вами просил Далайханов приехать.

«А вот это уже серьезно, – подумал я. – Айдар меня просто так в субботу на происшествие дергать не будет».

Я забежал домой, оставил покупки и поехал на другой конец города.

Местом происшествия было недостроенное четырехэтажное двухподъездное здание в спальном районе на окраине города. Айдар ждал меня на улице, возле сваленных в кучу железобетонных блоков.

– Где Клементьев? – поздоровавшись, спросил я.

– На втором этаже, прокурорского следователя дожидается.

– Зачем позвал?

– Помнишь, когда мы работали в Кировском РОВД, у нас на участке был «Зуб дракона»?

– Недостроенное здание около городской свалки? Конечно, помню. По моей инициативе в нем пункт наблюдения за цыганским табором устанавливали.

– Пошли наверх, кое-что покажу.

Вслед за Айдаром я поднялся на второй этаж, поприветствовал Клементьева, мельком глянул на залитый кровью женский труп.

– Личность установили? – для проформы спросил я.

– Бичевка ^[1] местная. Кличка – Дунька-кладовщица. Фамилию пока не знаем. – Клементьев выщелкнул из пачки сигарету, сунул ее в уголок губ, но прикуривать не стал. – Андрей Николаевич, открой секрет: как ты тут очутился? Ехал мимо и решил заглянуть на огонек?

Я пробурчал в ответ что-то неразборчивое и пошел на третий этаж. У входа в пустую комнату Далайханов остановил меня.

– Труп видел? Вся спина ножом истыкана, места живого нет. Убийца после такой «работы» должен быть весь в крови. Если дело происходило в светлое время суток, то выйти на улицу он не мог.

Отстранив Айдара, я вошел в пустую комнату. Пол в помещении был истоптан, у окна темнело бурое пятно, рядом с ним чернели лучинки обгоревших спичек, в дальнем углу валялся свежий окурок.

– Смотри: вот это – раз, – Далайханов показал на фрагмент отпечатка кроссовки «Адидас» на пыльном полу. – А вот это – два!

Немного в стороне от окна лежали три выпотрошенные сигаретки.

– Я думаю, дело было так, – начал реконструировать события Айдар. – Он завел потерпевшую на второй этаж, приказал ей лечь на пол, стал насиловать, но потом внезапно передумал и убил ее в припадке ярости. Встал, успокоился, пришел в чувство. На улице день, идти ему некуда. Он поднялся на третий этаж и стал дожидаться темноты. По своему обычаю накрошил табаку, чтобы собаки след не взяли.

Я опустился на корточки, попробовал спичкой краешек следа. Пыль на полу была мягкой, не окаменевшей. Спичка без труда ворошила пылинки, при желании на полу можно было написать короткое и емкое слово из трех букв. Наш начальник курса в школе милиции, если замечал пыль в казарме, то всегда выводил на ней это слово.

– Что ты думаешь? – нетерпеливо спросил Айдар.

– Наш человек будет носить кроссовки «Адидас», пока они не развалятся.

– А если серьезно?

– По всем признакам, это он, имитатор. Здесь у него все пошло кувырком, и он пустил в дело нож. По моим прогнозам, он должен был слегка придушить жертву, а получилось море крови. Имитатор – насильник опытный, а вот от вида крови у него крышу снесло, и он немного наследил. Ты окурки под окнами не смотрел? Имитатор нервничал, много курил.

– Нет там окурков, он все с собой унес. Посмотри на подоконник, он весь в следах от затушенных сигарет: он курил, тушил окурки и складывал их в карман. Последнюю сигарету он закурил, когда уже успокоился, забылся на минуту, отбросил ее в угол, но в темноте искать не стал.

Я подошел к окну. С высоты третьего этажа открывался унылый пейзаж: пустырь, кое-где – просевшие кучи строительного мусора, вдалеке – жиденькая березовая рощица. Жилой микрорайон располагался с другой стороны здания.

– Кто обнаружил убитую? – спросил я.

– По ноль-два позвонила неизвестная женщина и сказала искаженным голосом, где искать труп. Дежурный отправил машину вневедомственной охраны, они нашли тело. Я пытался найти еще одни женские следы, но ничего не нашел. Второй женщины здесь не было.

– Случайный прохожий сюда не зайдет, а если забежит облегчиться, то выше первого этажа подниматься не станет. У нашего имитатора появилась сообщница или это он так исказил голос?

– Дежурный божится, что звонила женщина, а не ребенок и не писклявый мужик.

– Куда он отсюда мог пойти? Ай, чего сейчас гадать! Пошли посмотрим на покойницу. Судя по шуму у подъезда, прокурорский следователь приехал.

Следователю прокуратуры было лет двадцать пять, он только начинал работать. Весь его следственный опыт состоял из нескольких несложных уголовных дел и отказных материалов. Услышав от оперативников, что потерпевшую звали Дунька-кладовщица, следователь распорядился:

– Надо проверить ее связи по последнему месту работы. Кладовщица. У нее могла быть недостача на складе, растрата. Версию со складом надо обязательно отработать. Так, что тут у нас?

Следователь подошел к трупу, поморщился от вида искромсанной спины.

– Товарищ следователь, – вкрадчиво обратился к прокурорскому работнику Клементьев, – версия со складом заслуживает проверки, но я хотел бы обратить ваше внимание на одно обстоятельство: на потерпевшей нет трусов. Они валяются вон там, в углу. Мне кажется, что…

– Да, да, – охотно согласился следователь. – Версию с убийством для сокрытия изнасилования мы тоже проверим, но и недостачу на складе надо отработать в первую очередь.

Клементьев так, чтобы следователь не видел, покрутил пальцем у виска. Я жестом показал Геннадию Александровичу: «Что поделать! У них теперь одна желторотая молодежь осталась».

В последнее время следственные органы прокуратуры стали испытывать самый настоящий кадровый голод. Опытные следователи массово увольнялись и шли работать судьями, адвокатами, юристами на крупные предприятия. Работа следователя перестала быть престижной, нарастающие рыночные отношения сдули с нее ореол романтики и обнажили трудности и недостатки, на которые раньше никто не обращал внимания: ненормированный рабочий день, низкая зарплата, опасная «клиентура». Это раньше слово следователя было законом, а сейчас любой авторитетный урка мог заявить на допросе: «Но, но, полегче! У тебя ребенок в двенадцатый детский сад ходит? Хороший мальчик, я видел его на фотографии». Какая принципиальность может быть после таких угроз? Кому нужна такая работа? Своя семья дороже государственных интересов.