Онлайн книга «Невеста наместника»
|
— Вероятно, ты здесь из-за чеора та Хенвила? Ты его покровитель? Духам не важно, как к ним обращаются и даже — на каком языке. Им не важны титулы и безразличны звания. Дух в отражении покачал головой. Только в этот момент Темери догадалась повернуться к нему лицом. Ей было любопытно — сестры описывают покровителей по-разному. Кто-то говорит, что видит светящийся шар. Кто-то, что они полупрозрачны и их речь едва можно различить. Это ведь не то же самое, как когда ты призываешь духа-покровителя при помощи посоха-эгу и благословения Матери Ленны. Тогда ты сам открываешь покровителю путь в наш мир, ты, твои жизненные силы питают его и дают ему возможность говорить и выглядеть так, как покровитель себя ощущает… Если же дух приходит сам, то тратит собственные силы. Так говорят. Темери еще ни разу не доводилось проверить. Дух-покровитель, которого некогда звали Ровве, выглядел как живой человек. Просто каким-то образом оказался возле монастырских купелей хрупкий светлоголовый ифленец одетый просто и небогато — так, как был одет в день смерти. А может, Темери и сама допридумала ему эту одежду. — Нет. Хотя я рад, что он жив и сейчас рядом с тобой. — Я не знала, что покровители могут радоваться… Дух кивнул и приблизился к ней, словно пытаясь лучше разглядеть. — А ты любознательна. Но ты боишься. Бояться не следует — тот, кто был мной, давно умер. — Я не тебя боюсь. — Темери улыбнулась духу. Он не казался ей опасным. Покровители не могут быть врагами. — Ты боишься… прости, но ты боишься почти всего. Это видно. Видно? Девушка прислушалась к себе, но именно в этот момент, возле купели в монастыре Ленны, ей не было страшно. Даже наоборот — интересно и немного печально. Все казалось, что этот покровитель, это все-таки самую малость — тот самый человек, которым он был при жизни. Ифленец по имени Ровве. — Ты можешь видеть, что люди чувствуют? Как? — Не знаю. Просто вижу. Темершана — это твое имя? Я говорю «вижу» потому что у меня нет других слов. Человеческие переживания — это цвет и свет, и звук, и запах… и все одновременно. И все это — в голове самого человека. У меня-то головы нет. Одна видимость. Темери смотрела на призрака, как на сумасшедшего. Интересно, бывают ли сумасшедшие покровители? И почему он явился ей, а не самому чеору та Хенвилу? Не смог? — И ты это все время… ну… видишь? — Да. Но ты не бойся, я никому не скажу. — Почему? — Потому что я — твой покровитель. — Что? Темери ахнула и очнулась от дремы. Приснится же такое! И, конечно же, в тот же миг разбудила ифленца. Он шевельнулся, устраиваясь удобней… и это позволило Темери немного отодвинуться от него. Спина затекла, ноги… она не ощущала, насколько они замерзли, пока не пошевелилась. А если не сон, пришла тревожная мысль. Разве так может быть? Чтобы покровителем оказался совсем незнакомый человек, да еще ифленец. Да еще — друг чеора та Хенвила. Впрочем, покровители — это уже не люди. Не те люди. И скорей всего, это был все-таки сон. Было по-прежнему темно, но второй раз заснуть у нее все равно бы не получилось. Проснувшийся чеор та Хенвил молча выбрался из собственного плаща, накинул освободившийся край на Темери. Как-то умудрился при этом ее не задеть. Шерстяная ткань еще хранила чужое тепло. Она постаралась глубже закопаться в складки плаща и замерла там, прислушиваясь к происходящему снаружи. Было слышно, как похрустывает снег под ногами ифленца. Он ушел нуда-то вверх по склону. Потом вернулся. — Вы, наверное, привыкли в монастыре вставать в одно и тот же время. Час ранний, но уже утро, нам пора. Сможете идти? — Смогу. Я обещала. — Там снегопад. Если будет так же сыпать еще хотя бы час, успеем уйти дальше. — Да. Надо было выбираться из относительного тепла в объятия стылого воздуха, в хмурую зимнюю ночь. Ноги с отвычки подкосились, но Темери удержалась за ствол: она ведь и вправду обещала. Ифленец не увидит ее слабости и не услышит жалоб… да лучше сдохнуть по дороге, чем позволить ему тащить себя на плечах! Постояла немного, пока не убедилась, что ноги действительно ее держат, а потом, пригнувшись, выбралась из-под еловой кроны. Ветер, вчера пробиравший до костей, утих. Сверху, медленно кружась, падали крупные хлопья снега. Сняла плащ, протянула хозяину. Жест показался знакомым — прошлым утром было так же. Ифленец стоял всего в шаге, она различала его силуэт, но не лицо. — Позавтракаем, когда рассветет. Что вы желаете на завтрак? Или монахини не завтракают? — Я не монахиня. — Но ведь собирались. — Это не тема для шуток, благородный чеор. — А жаль, госпожа та Сиверс. Если вас послушать, так в мире вообще нет тем для шуток… Она не ответила. Ночь, холод, зима. Сутки — никакой еды кроме горсти клюквы. И впереди еще несколько таких дней, наверное… дней, ведущих в черноту, из которой, не возвращаются живыми. Хмурый рассвет застал их далеко от места ночевки. Насколько? Темери давно потерялась, забыв считать пройденные шаги и следить за направлением. Она просто шла. Сначала впереди ифленца, потом, когда ему это надоело — чуть позади. Он, бывало, уходил проверить путь, но скоро возвращался, лишь изредка комментируя увиденное. Ни дорог, ни жилья: Темери эти места не знала. Здесь ей прежде бывать не доводилось. Снег продолжал сыпать, то усиливаясь, то ненадолго утихая. С одной стороны это было хорошо — быстрей заметет следы. С другой — идти становилось все труднее. А лес давно перестал быть светлым сосновым бором. Часто встречались непролазные завалы, густая лиственная поросль. В какой-то момент чеор та Хенвил, вернувшись из очередной недолгой отлучки, подошел к ней и сказал с раздражением: — Вы устали, идти нам далеко. Сейчас, госпожа та Сиверс, я возьму вас за руку. И вы, ради всех ваших богов, не станете вырываться. Я не знаю, что вам нашептывают ваши покровители, но без моей помощи вы скоро не сможете идти. Надеюсь, вы меня услышали… Услышала — да. Возразить не смогла бы, потому что при всем своем высокомерии, ифленец был прав. Он сильней, выносливей. А она — всего лишь несостоявшаяся монахиня. Без будущего и без настоящего. Что до прошлого, то может, лучше бы его тоже не было. Темершана выпрямила спину, насколько могла, и сама протянула ему руку. Сейчас ничего не имело значения, даже гордость. Сейчас главным было — продолжать идти. Хотя, впрочем, нет — наверное, именно гордость и оставалась той единственной силой, которая заставляла еще тащиться вперед… |